Кудруна

Это книга о Кудруне

ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω ω

XXII авентюра

Как Хильда отправила войско за дочерью

Оставим же Кудруну с прислужницей ее
Стирать мужам и женам в Нормандии белье.
Пора сказать, что Хильда, горюя непрестанно,
Одно в уме держала, как дочку спасти от норманна.

Велела королева, чтоб выстроили ей
Семь самых быстроходных и прочных кораблей
И двадцать с лишним барок, так снарядив их к бою,
Чтоб все, что только нужно, у рыцарей было с собою.

Галеры дополняли сооруженный флот,
Их было сорок. Хильда, задумавши поход,
Ждала прихода войска и пищу запасала,
Своих героев щедро за службу она награждала.

Но вот настало время, ей сделалось невмочь
Нести разлуки бремя, покуда ее дочь
В чужой стране так много трудилась и страдала.
Владычица в дорогу гонцов отрядить приказала.

Тогда стояла стужа, был праздник Рождества,
День мщения за мужа назначила вдова,
И всех, кто был с ней связан родством и правом лена,
Спасти она просила любимую дочку из плена.

Был самым первым Хервиг об этом извещен.
Владычица сказала: «Пускай припомнит он,
Как некогда с друзьями за тех отмстить поклялся,
Кто, здесь сирот оставив, в земле Вюльпензанда остался».

Поехали посланцы и Хервига нашли.
Знал рыцарь благородный, зачем они пришли,
Гонцов едва завидя, он вышел к ним навстречу,
Приветствовал сердечно. И вот что гласили их речи:

«Вам, государь, известно, как дело обстоит,
И ваша память клятву о мщении хранит.
На вашу помощь Хильда надежду возлагает,
Ведь участь королевны вас более всех удручает».

Король сказал: «Я знаю, как дело обстоит.
Похищена Кудруна, отец ее убит,
Взял Хартмут дерзновенно мою супругу в плен
За то, что я был избран, а Хартмут был ею презрен.

Свидетельствуйте Хильде, что мы служить ей рады,
Что не дождется Хартмут прощенья и пощады,
За то что он Кудруну держал в плену столь долгом.
Я это почитаю не чьим-то, а собственным долгом.

Скажите королеве, что, с Рождества считая,
И месяца не минет, как приведу войска я,
Три тысячи героев, её покорных воле».
На том гонцы простились, он их не задерживал боле.

И Хервиг к битве правой все мысли устремил,
А с ним и те, кто славой себя не раз покрыл.
Он снарядил их к бою и в путь велел собраться.
Суровою зимою им всем предстояло сражаться.

Прекрасной Хильде помощь друзей была нужна,
Своих гонцов к датчанам отправила она,
Чтоб все, кто ей служили, не выжидали боле,
А вызволить спешили Кудруну из тяжкой неволи.

Взывала Хильда: «Други, нельзя терять ни дня.
Пусть памятует Хорант: он Хетелю родня,
И пусть на помощь деве идет со всею ратью,
Скорей умрет Кудруна, чем Хартмута примет в объятья».

Рёк Хорант: «Передайте владычице с поклоном:
Недолго остается печаловаться женам,
Мои герои скоро на двор ее прискачут,
И сыновья норманнов от нас еще горько заплачут.

Еще, гонцы, скажите вы вашей королеве,
Что я приду охотно на помощь пленной деве,
Что нового похода теперь всем сердцем жду я,
И ровно десять тысяч отважных датчан приведу я».

Посланцы попрощались, коней не расседлав,
Их путь лежал на Валейс, и тамошний маркграф,
Неустрашимый Морунг, вельможа именитый,
Гонцов сердечно принял со всей своей доблестной свитой.

«Я с радостью приеду, — герой промолвил им, —
Чтоб праздновать победу. Прошло тринадцать зим,
Как с Хартмутом сразиться мы клятвой обещали,
Когда его норманны Кудруну в неволю угнали».

Распорядился Морунг гольштинцам передать,
Что Хильда повелела приверженцев созвать
В поход на супостата. О новости столь важной
Был извещен гонцами и Фруте, датчанин отважный.

Сказал посланцам Ирольт: «Войска свои отсель
Доставлю к хегелингам я через семь недель
И с радостью исполню владычицы веленье,
Что там бы нас ни ждало в пути и на поле сраженья».

Помочь прекрасной Хильде и Вате был готов,
Хотя не посылала она к нему гонцов,
Правитель марки Штурмен по своему почину
Спешил, как только можно, собрать боевую дружину.

И рыцари собрались, чтоб выступить в поход;
Его родня и слуги, а счетом — десять сот.
Во всем вооруженье их не было изъяна,
И Вате собирался преследовать с ними норманна.

Меж пленниц, изнывавших в неволе много лет,
Лишь госпожа Хергарда не знала горьких бед,
Стать властной герцогиней красавица стремилась,
И с королевским кравчим она из корысти слюбилась.

Дочь Хильды, зная это, немало слез лила.
Впоследствии Хергарда наказана была
За то, что с ней лишенья делить не пожелала.
Но что с Хергардой сталось, Кудруну заботило мало.

Все подданные Хильды готовились в поход,
А дела накопились у них невпроворот.
Тогда ее вельможи совет разумный дали,
Чтоб рыцарей надежных за братом Кудруны послали.

Посланцы поскакали, на север устремись.
Охотой соколиной был занят юный князь
Со слугами в долине реки большой и плавной.
Там много птиц водилось, а Ортвин охотник был славный.

Заметил он посланцев и вымолвил тогда:
«Я вижу, верховые торопятся сюда,
Их наша королева сюда послала. Видно,
Ей мнится, что забыли мы здесь о походе постыдно».

Он соколов оставил под облаком летать
И всадников отважных отправился встречать.
А встретив их приветом, исполнился печали:
Что мать его льет слезы, посланцы ему рассказали.

Вначале гости стали герою говорить,
Что с радостью готовы во всем ему служить,
Потом спросили, скоро ль он выступит с дружиной.
Пора идти к норманнам и долг уплатить им старинный.

«Ты истину глаголишь, — послу ответил князь, —
А я тебе одно лишь отвечу, не таясь:
Со мною двадцать тысяч пойдут на подвиг ратный,
Хотя бы из похода никто не вернулся обратно».

И вот пора настала, сошлись со всех концов
Бойцы, за кем послала владычица гонцов,
Служить прекрасной Хилъде они считали честью,
Их тысячи явились, чтоб ехать в Нормандию вместе.

Неустрашимый Морунг доставил свой отряд
Из Валейса на барках — их было шестьдесят —
Широких, крутобоких, людьми настолько полных,
Как только позволяло им странствие в пенистых волнах.

Нортландцы снарядили большие корабли.
И кони, и доспехи, что рыцари везли, —
Щиты, кольчуги, шлемы — внушали восхищенье.
Как рыцарям пристало, блистало их вооруженье.

Щиты пересчитали, чтоб ведать точный счет
Бойцов, что за Кудруной отважно шли в поход,
Умеющих ударом из шлемов искры высечь.
Всех наградила Хильда, а было их семьдесят тысяч.

И кто бы ни явился к хозяйке на порог,
Ее гостеприимством он пользоваться мог,
Навстречу выходила владычица учтиво
И рыцарей дарила одеждой богатой на диво.

У Хильды наготове стояли корабли.
Отплыть хотя бы завтра воители могли,
Но в море королева друзей не отпускала,
И все-то ей казалось: припасов у них не хватало.

Хоть было у героев оружие — и много, —
Им Хильда приказала забрать еще в дорогу
Пятьсот надежных шлемов, пятьсот мечей блестящих
И панцирей не меньше для подвигов им предстоящих,

Из шелка были свиты крученые канаты,
Широкие ветрила украшены богато
На всех судах, что в море к норманнам уходили
И рыцарей отважных в далекий поход увозили.

Отнюдь не из железа там были якоря,
Из колокольной смеси их сделали не зря,
А скрепы все из сплава испанского отлили,
Чтоб грозные магниты в пути кораблям не вредили.

Дала хозяйка Вате с его бойцами в дар
Чеканные браслеты, сверкавшие как жар.
И рыцари за это ей ревностно служили,
Немало их, сражаясь, в Нормандии жизнь положили.

К датчанам обратилась владычица умильно:
«За то, что проливали вы кровь свою обильно,
Я щедро награжу вас. А вы на бой идите
За нашим знаменосцем. С ним Хартмута вы победите».

Бойцы спросили: «Кто же со знаменем пойдет?»
Она сказала: «Хорант вас в битву поведет.
Мать Хоранта и Хетель — родные брат с сестрою,
Так вы его держитесь, во всем доверяйтесь герою.

Еще не забывайте вы сына моего,
Придет нужда, спасайте от недругов его.
Ему — он так отважен! — лишь двадцать лет сравнялось,
Так будьте же на страже, чтоб я за него не боялась».

Все дружно обещали присматривать за ним,
Чтоб он из дальней дали вернулся невредим,
Пусть только поступает согласно их совету.
И юноша отважный не стал обижаться на это.

А слуги груз на пристань тащили и возили,
Всего не перескажешь, что в барки погрузили.
Уж нетерпенье битвы воителей томило.
Сопутствовать героям Христа королева просила.

С войсками отъезжали те, чьих отцов убили,
Они свое сиротство норманнам не простили.
У многих женщин слезы катились по ланитам:
Кто ведает, как скоро господь их детей возвратит им!

И душу надрывали героям их рыданья.
Бойцы не пожелали затягивать прощанья,
Противясь грустным думам, на корабли все сели
С веселием и шумом и громкую песню запели.

Уже их флот отчалил, а много знатных жен
В тревоге и печали стояли у окон,
Глядели неустанно, увидеть милых силясь,
Когда от Мателаны воители в путь устремились.

Благоприятный ветер послали небеса,
Поскрипывали мачты, надулись паруса.
Все думали вернуться из плаванья со славой,
Она далась им в руки, но бой предстоял им кровавый.

Не знаю, что случилось с людьми в дороге длинной,
Известно лишь, что Зигфрид, владевший Карадиной,
Спешил навстречу войску, чтоб с ним соединиться,
Сто сот бойцов отважных он вел от союзной границы.

Король был принят с честью. Две дюжины ладей
Под стягом мавританским везли его людей
И столько всякой снеди, что двадцать лет кормиться
Могли его герои, желавшие с Хартмутом биться.

Пристали к Вюльпензанду, где шел когда-то бой
Защитников Кудруны с противников ордой,
Где монастырь воздвигли живые в память павших,
Куда текли даянья от многих, его посещавших.

В ограду поспешили от пристани герои,
Отцовские могилы увидели с тоскою,
И если бы норманны теперь столкнулись с ними,
Враги бы уж не вышли из рук хегелингов живыми.

От острова отплыли так скоро, как могли,
Однако угодили в ловушку корабли,
Откуда уж, казалось, нет рыцарям возврата.
Что тут могли поделать их кормчие Фруте и Вате?

Поднялся ветер южный, их в море отнесло,
И лучших мореходов отчаянье взяло,
Все сетовали горько и слезы проливали.
Здесь тысячью канатов они бы до дна не достали.

Перед горою Гиверс встал королевский, флот.
В дугу согнулись мачты, и все пошло вразброд.
Как ни надежно были все якоря отлиты,
Их сразу в море Мрачном к себе потянули магниты.

Рыдали люди. Вате крепился, говоря:
«В бездонную пучину бросайте якоря.
Есть много мест, признаться, на всей земле господней,
Где мирно оставаться я сам предпочел бы сегодня.

От родины далеко мы с вами забрели,
В воде стоячей моря застряли корабли,
Но есть морская сказка, и я запомнил с детства,
Что здесь, в горе магнитной, большое лежит королевство.

Страна богата, много у жителей добра,
Там, в глубине подводной, песок из серебра,
Из слитков замки строят. Там бедности не знают
И злато в самородках простыми камнями считают.

Все чудеса от бога. Предание гласит.
Что тот, кого притянет к горе ее магнит,
Другого ветра должен у Гиверса дождаться:
Он столь обогатится, что век свой не будет нуждаться.

Так подкрепимся пищей, и если повезет,
То золото и лалы дружина повезет,
Наполним корабли, мы каменьями до края,
И дома заживем мы, заботы и горя не зная».

На это молвил Фруте: «Пока не принесло
Безветрие морское нам пагубу и зло,
Сто раз готов проклясть я все золото и лалы,
Чтоб только добрым ветром от Гиверса нас отогнало».

И богу христиане молитву вознесли.
Четыре дня стояли недвижно корабли,
А может быть, и доле. Все начали бояться,
Что в этом гиблом море им так и придется остаться.

По божьему веленью рассеялся туман.
Пришли в движенье волны, край неба стал румян,
Сквозь тьму густую солнце герои увидали.
Тут с запада подуло: их беды теперь миновали.

В одно мгновенье ветер отнес их — это быль! —
От Гиверса на двадцать и шесть надежных миль.
В том божий перст был виден. Бог взял их под защиту,
Когда с друзьями Вате подплыл слишком близко к магниту.

Герои очутились среди текучих вод.
Знать им грехи простились, и от больших забот
Господь освободил их, над рыцарями сжалясь.
Они прямой дорогой к норманнской земле приближались.

Но все надежды хрупки: их вновь тревоги ждали,
Суда их, как скорлупки, качались и трещали
От сильных волн, и слыша, как ветер злобно воет,
Сказал отважный Ортвин: «Нам честь наша дорого стоит».

Один моряк воскликнул: «Ах, горе, злое торе!
Зачем мы не погибли в стоячем Мрачном море
Перед горою Гиверс! Как от беды укрыться,
Коль мы забыты богом, а буря вот-вот разразится?».

Тогда датчанин Хорант воскликнул в свой черед:
«Я знаю, этот ветер нам зла не принесет:
Он мирный, он — восточный. Приободритесь, други».
Тут ожил духом Зигфрид и все его черные слуги,

Меж тем как смелый Хорант в дозорный короб сел,
Бунтующие волны он с мачты оглядел
И молвил, даль морскую окидывая взглядом:
«Мы можем плыть спокойно. Герои, Нормандия рядом».

Все люди ободрились, убрали паруса,
Когда же прояснились над ними небеса,
Стоящая над морем гора открылась взору
И бор перед нею. Вате советовал двинуться к бору.

XXIII авентюра

Как они пришли на стоянку и отправились в Нормандию

Они поплыли к бору, что рос у той горы.
Таиться приходилось героям до поры,
Суда на якорь встали от берега далеко,
И лагерь на привале ничье не заметило око.

До названного места им плыть еще пришлось.
А сколько среди леса чудесного нашлось!
Ручьи с горы стекали, теряясь в чаще елей,
Их свежесть и прохлада вернули усталым веселье.

Покуда для ночлега их стан располагался
Отважный рыцарь Ирольт на дерево взобрался,
Чтоб высмотреть заране, куда идти с отрядом,
Норманнские владенья заметил он пристальным взглядом.

«Ну рыцари, воспряньте! — он радостно сказал, —
Чертог великолепный я сверху увидал
И семь высоких башен. Скажите нашим людям,
Что завтра до полудня мы в сердце Нормандии будем».

Тут молвил мудрый Вате: «Вот добрый вам совет:
Мечи, щиты, кольчуги нести на берег след,
Служить велите слугам и сами не дремлите,
Коней заставьте бегать, ремни к шишакам прикрепите.

А если в нашем стане найдется не у всех
Достойный их желанья и звания доспех,
Я помогу героям: пятьсот кольчуг дала нам
Владычица в дорогу, чтоб было в чем ехать к норманнам».

Свели коней ретивых на берег под уздцы,
Попонами накрыв их, отважные бойцы, —
Всяк выбрал по заслугам чепрак и покрывало,
Как то оруженосцам иль рыцарям знатным пристало.

Коней скакать пустили вдоль дюн и поперек;
Не каждый конь, однако, скакать и прыгать мог:
Иные застоялись и резвости лишились.
Купать велел их Вате, чтоб кони в воде освежились.

Зажгли костры и сели скитальцы в тесный круг,
А старшие велели толпе проворных слуг
Им ужин приготовить из снеди самой лучшей.
Покоем насладиться когда еще выпадет случай!

Всю ночь герои спали, пока настал рассвет,
А ранним утром стали втроем держать совет —
Отважный рыцарь Ортвин, король и старый Вате, —
Как за свои обиды им здесь отомстить супостату.

«Нам надо, - молвил Ортвин, - лазутчиков послать,
Чтоб о судьбе Кудруны и дев ее узнать,
Погибли или живы красавицы в неволе.
Как вспомню их, несчастных, сжимается сердце от боли».

Задумались, где взять им такого смельчака,
Чтоб вызнать у норманнов он смог наверняка,
В какой твердыне девы с Кудруной обретались,
И чтоб его расспросы для недругов тайной остались.

И молвил юный Ортвин, — он истый был герой:
«Кудруна мне родною приходится сестрой,
Я все берусь разведать, коль вы меня пошлете,
Верней меня и лучше лазутчика вы не найдете».

Сказал король зеландский: «Тогда и я поеду,
Умру с тобою рядом иль вынесу все беды.
Тебе сестра Кудруна, а мне дана в супруги.
Все дни служить я буду моей несравненной подруге».

Сказал сердито Вате: «Так сделали бы дети.
Вам мой совет, герои, оставьте мысли эти.
Коль Хартмут вас узнает, он, глазом не моргнувши,
Прикажет вас повесить, пропали тогда ваши души».

Рёк Хервиг: «Будь что будет. Что нужды унывать?
В несчастье друг за друга обязан постоять.
Ни я, ни друг мой Ортвин оружия не сложим,
Пока любой ценою вернуть королевну не сможем».

Они хотели ехать и поиски начать,
Но прежде слуг велели и родичей созвать
И с речью обратились к собравшимся героям,
Прося хранить присягу, что дали бойцы им обоим.

«Взываю к вашей чести, — им Ортвин молвил так, —
Случись, что нас узнает и в плен захватит враг,
Продайте земли, замки, отдайте все, что ценно,
И не тужите, други, что дорог наш выкуп из плена.

Послушайте, герои, что мы вам дальше скажем:
Коль мы убиты будем, коль мертвыми мы ляжем,
Отмстить не позабудьте врагу в его владеньях
И беспощадны будьте к тому, кто погряз в преступленьях.

Вас, рыцарей отважных без страха и упрека,
Прошу: как ни пришлось бы сражаться вам жестоко,
Оружья не слагайте, пока в плену страдают
Невольницы норманнов. Ведь девы на вас уповают».

И это обещали воителям друзья,
В знак клятвы руку дали славнейшие князья
Что станут храбро биться, свои не узрят замки,
Покуда не вернутся на родину все полонянки.

Все плакали, кто верность хранил в своих сердцах,
Им Людвигова злоба внушала сильный страх:
«Зачем нельзя на подвиг других бойцов отправить?
А этих ждет погибель и дела ничем не поправить».

Смеркалось. В жарких спорах прошел весь этот день.
Уж солнце закатилось под облачную сень,
Туда, где простиралась далекая Густрата.
Остались, на ночь глядя, с друзьями два смелых собрата.

XXIV авентюра.

Как Кудруна получила весть об их прибытии

Довольно о героях. Теперь сказать пора нам
О благородных дамах, попавших в плен к норманнам.
Белье на море мыли и в вёдро и в ненастье
Кудруна с Хильдебургой, достойные большего счастья.

В один прекрасный полдень — то было в день поста —
По синю морю птица приплыла в те места.
«О, как ты, птица, плещешь, плывя через буруны,
Знать, ты меня жалеешь», — со вздохом сказала Кудруна.

И голосом, звучащим совсем как у людей,
Как будто был он мужем, ответил ангел ей:
«Я, дева, вестник божий, и я тебе открою,
Коль ты об этом спросишь, что сталось с твоею роднёю».

Кудруна слышит голос и сим поражена.
Ушам своим не верит, сомнения полна.
Ужели дикой птице под стать такие речи,
Как будто произносят их звуки уста человечьи?

Высокий саном ангел сказал: «Воспрянь душой.
Несчастная Кудруна, жди радости большой,
О родине и близких спроси и вести внемли.
Тебя в беде утешить я господом послан на землю».

Простерла дева руки и, на коленях стоя,
Креста собой являла подобие живое,
Как бы молясь, а после к подруге обратилась:
«Забудем все печали, нам бог даровал свою милость».

И ангелу сказала: «Коль послан ты Христом,
Чтоб нас утешить горьких, поведай нам о том,
Жива ли еще Хильда. Скажи, гонец прекрасный, —
Ведь это мать Кудруны, похищенной девы несчастной».

«На это я отвечу, — посланец молвил снова, —
Когда я видел Хильду, она была здорова
И войско снаряжала, чтоб дочь свою избавить.
Такой могучей рати никто не сумел бы отправить».

«Благой гонец, - Кудруна простерла руки ввысь, -
Еще одно спрошу я, а ты не рассердись:
Скажи мне, жив ли Ортвин, король нортландский ныне,
И Хервиг, мой любимый. Жду вести я как благостыни».

«Скажу тебе охотно, — ей ангел молвил вновь, —
Здоров отважный Ортвин и Хервиг жив-здоров,
Я видел: оба друга одно весло держали,
Они гребли согласно и вдаль по волнам уплывали».

Сказала королевна: «Коль ведаешь, открой,
Не явится ли Ирольт, прославленный герой,
А также смелый Морунг в Нормандию однажды?
В родстве был с ними Хетель. Я встречи с обоими жажду».

Сказал высокий вестник: «И это я открою.
Вам преданы безмерно отважные герои.
Я видел их обоих. Они придут с войсками
И много крепких шлемов разрубят своими клинками.

Теперь прощай, мне нужно другую службу несть, —
Да охранит всевышний и вас, и вашу честь, —
Нельзя мне больше молвить, не преступая правил».
И он исчез, а девы рыдали, что он их оставил.

Дочь Хильды восклицала, судьбу свою кляня:
«Что я узнать желала, сокрыто от меня.
Я именем Христовым молю и заклинаю,
Вернись, не удаляйся, пока я всего не узнаю».

И тут высокий ангел явился снова к ним:
«Раз ты Христом молила и заклинала им,
Хочу тебя утешить, чем только буду в силах,
И расскажу охотно о всех твоих родичах милых».

Сказала королевна: «Тогда порадуй вестью.
Не явится ли Хорант с воителями вместе?
Они меня забыли, оставив на чужбине.
Датчанин так отважен, он мог бы спасти меня ныне».

«Придет твой родич Хорант, и рать его придет,
В тяжелый хегелинги отправятся поход.
Со стягом королевским в недрогнувшей деснице
Датчанин поведет их до самой норманнской границы».

Вновь молвила Кудруна: «Когда бы я узнала,
В живых ли старый Вате, я духом бы воспряла, —
Кому-кому, ему-то обрадуются девы,
Коль встанет он и Фруте под доблестный стяг королевы».

И снова молвил ангел: «Из Штурмена придет
К тебе на помощь Вате. Он по морю плывет
В одной галере с Фруте, гребя веслом правильным.
В бою не сыщешь равных двум этим соратникам сильным».

Опять господень ангел собрался улетать,
Но снова его стала Кудруна заклинать:
«Томит меня забота. Прости вопрос докучный,
Когда посланцы Хильды прибудут ко мне, злополучной?».

«Уж радость на пороге, — гласил его ответ, —
Два витязя в дороге и явятся чуть свет.
Доверьтесь им, их чести, — гонцы вам лгать не станут
И вас облыжной вестью они ни за что не обманут».

На этом ангел божий был должен улететь,
И ничего Кудруна не спрашивала впредь.
И было полонянкам и горестно, и сладко.
«Где те, кто их избавит?» — они задавались загадкой.

Не спорилась работа в тот день у них в руках,
Все время толковали они о смельчаках,
Которых к королевнам послала Хильда с вестью,
И с трепетом душевным о них ожидали известья.

День гас. Вернуться в замок им время подошло,
Там гневная Герлинда их выбранила зло,
Она всегда на пленниц набрасывалась с бранью
И в ярости грозилась подвергнуть подруг наказанью.

«Кто это вам позволил лениво мыть мое
Льняное, дорогое постельное белье?
И шелковые платья мои не белоснежны!
Я вас заставлю плакать, коль вы нерадивы, небрежны!».

Сказала Хильдебурга: «Старались, как умели.
Сударыня, вы прачек хотя бы пожалели:
Мы мерзнем то и дело, ведь ветер дует воя.
Когда бы потеплело, могли бы мы выстирать вдвое».

А старая Герлинда ей злобно отвечала:
«Каким бы сильным ветром вас там ни обдувало,
Ваш долг с утра до ночи стирать и не лениться.
Идите завтра к морю, как только забрезжит денница.

Ведь скоро праздник вербный, и по обыкновенью
К нам гости соберутся, чтоб встретить воскресенье.
Так если вы не чисто мне вымоете платья,
Не только что из дома, со света могу вас согнать я».

Пошли в каморку девы, чтоб спать скорее лечь,
Промокшую одежду стянули с белых плеч.
Не баловали пленниц в Нормандии: бедняжки
На тело надевали лишь по две суровых рубашки,

А жажду утоляли колодезной водой,
А ужинали девы лепешкою ржаной.
Так были злой Герлиндой обласканы подружки,
Что спать они ложились на жесткой скамье без подушки.

Измаялась Кудруна: на досках сон неймет.
С трудом дождались девы, покамест рассветет.
Не спали, а гадали, когда должны явиться
Два рыцаря отважных, что им напророчила птица.

И дева Хильдебурга, как и Кудруна тоже,
До утра протомившись на неудобном ложе,
Едва заря настала, в окошко поглядела.
Там выпал снег. Несчастной печаль и тоска овладела.

Сказала Хилъдебурга: «Нам надобно стирать.
Помилуй бог, погода испортилась опять,
Коль мы на берег выйдем сегодня босоноги,
До вечера погибнем, умрем на снегу по дороге».

И все же ободряло красавиц упованье,
Что сбудется сегодня благое предсказанье
И встречею с гонцами утешатся их души.
При этой сладкой мысли их боль становилась все глуше.

«Любимая подруга, — Кудруна попросила, —
Скажи, чтоб нам Герлинда обуться разрешила.
В такую непогоду никто босой не выйдет.
Мы до смерти замерзнем, она и сама это видит».

Они пошли в светлицу, а там Герлнпда злая
Еще дремала сладко, супруга обнимай;
Они лежали оба в супружеской постели.
Вздохнули горько девы и их разбудить не посмели.

Но этот вздох Герлинда услышала сквозь сон,
На пленниц напустилась, идти велела вон.
«Почто стирать нейдете вы на берег кремнистый,
Пока, с белья стекая, вода не останется чистой?»

Сказала Хильдебурга: «Куда босым идти?
Снег выпал нынче ночью, все выстелил пути.
Спасите нас от смерти заботами своими,
Ведь мы погибнуть можем, коль на берег выйдем босыми».

Ответила волчица: «Вас холить? — Никогда!
Пусть худшее случится, умрете — не беда!
Усерднее стирайте, не то дам волю злобе,
Смотрите не пеняйте...» Подруги заплакали обе.

Узлы с одеждой взяли и вышли из дверей.
«Пусть только бог поможет, я это вспомню ей!» —
Кудруна обещала. Шли по снегу они,
И скоро у несчастных озябли босые ступни.

На берег, как обычно, пришли они опять
И начали привычно стирать и полоскать
У моря одиноко Герлиндины одежды.
И мало было прока от их сокровенной надежды.

Но часто устремляли они в морской простор
Исполненный печали нетерпеливый взор,
Стараясь обнаружить в тумане необъятном
Гонцов, что королева отправила к пленницам знатным.

XXV авентюра.

Как Ортвин и Хервиг прибыли туда

Они прождали долго, пока узрели челн,
Двоих мужей несущий по лону синих волн.
«Я вижу, двое едут. Не их ли накануне
Нам птица предвещала?» — сказала подруга Кудруне.

«Увы мне, — отвечала Кудруна, глядя вдаль, —
В душе моей смешались и радость, и печаль:
Посланцы королевы владетельную даму
За стиркою застанут! Куда мне деваться от сраму?

Что делаю, не знаю, и что мне делать след,
Любимая подруга, хоть ты мне дай совет;
Пристало ли нам скрыться иль рыцарей дождаться.
Уж лучше, чем срамиться, навеки служанкой остаться».

«Вы все предусмотрели, — подруга ей в ответ, —
И в этом важном деле не мне давать совет.
Как знаете решайте, а я вам пособлю
И с вами все невзгоды и радости все разделю».

От моря на дорогу свернули госпожи,
Но тут прекрасных прачек увидели мужи,
Подплывшие так близко, что вскоре разглядели,
Как девы, бросив стирку, от них, удалиться хотели.

И спрыгнули на берег два рыцаря тогда.
«Зачем вы так спешите, красавицы? Куда?
Взгляните — убедитесь, мы люди здесь чужие,
Уйдете — не вернете свои покрывала льняные».

Подруги притворились, что слов не разобрали,
Хоть звуки их до слуха красавиц долетали
И эхо оглашало весь берег нелюдимый.
Не знал отважный Хервиг, как близко он был от любимой.

Вскричал король зеландский: «Вернитесь же назад
И только нам скажите, чьи платья здесь лежат,
Мы просим не лукаво, не расставляем сети,
Вернитесь ради славы всех дев непорочных на свете!».

И молвила Кудруна: «Мне совестно молчать,
Коль вы девичьей славой нас стали заклинать.
Пока зовусь я девой, должна исполнить просьбу,
Хотя бы даже плакать от этого после пришлось бы».

А шли они в одежде, промоченной насквозь, —
Двум, знатным., дамам прежде счастливее жилось, —
Служанки злой Герлинды от холода дрожали,
Их мартовские ветры до самых костей пробирали.

То было время года, когда зима кончалась,
Когда лесная птица запеть приготовлялась,
Лишь только март минует и прекратятся вьюги.
Еще по льду и снегу шли две горемычных подруги.

Брели простоволосы к тому, кто к ним взывал,
И ветер марта косы их буйно развевал, —
Хотя и отличались их волосы красой,
Дождем секло их летом и снегом белило зимой.

На море плыл повсюду, раскалываясь, лед
Томила дев тревога, что их за встреча ждет.
Сквозь обе их рубашки просвечивало тело,
Оно, как снег зимою, как выпавший иней, белело.

Лишъ Хервиг благородный их близко увидал.
Он тотчас «С добрым утром» приветливо сказал.
У их бесчеловечной хозяйки под началом
«День добрый», «Доброй ночи» никто никогда не сказал им.

Спросил у пленниц Ортвин, Кудруны милый брат:
«Чьи это здесь одежды богатые лежат?
Кому их здесь стирают? Вы обе так пригожи,
Зачем же истязает он вас, накажи его боже!

Такой красе, как ваша, пристала бы корона,
Вы быть могли бы с честью наследницами трона.
Так кто работой низкой вас тут неволить смеет?
Таких красавиц прачек он много ли в дворне имеет?».

В ответ услышал Ортвин печальный девы глас:
«Там много есть красавиц, куда прекрасней нас.
Не мешкайте, хозяйка нас держит под надзором,
Накажет, коль увидит с кем заняты мы разговором».

«Красавицы, утешьтесь от горестей своих,
Возьмите — вот четыре браслета золотых,
Даем вам их в награду, чтоб вы жалеть не стали
О том, что на расспросы бесхитростно нам отвечали».

«Дай вам господь счастливо владеть своим добром, —
Ответила Кудруна, — мы платы не возьмем.
Расспрашивайте вволю, но поспешите все же:
Коль нас увидят с вами, накажут как некуда строже».

«Чьи земли и угодья нас окружают тут?
Чьи высятся чертоги? И как его зовут?
Коль есть в нем капля чести, пусть знает: все осудят,
Что вас он стиркой мучит, у моря на холоде студит».

Она сказала: «Хартмут — один из двух князей,
Владелец всех угодий, земель и крепостей,
Другой, — нормандец Людвиг. Отважная дружина
Ему покорно служит и чтит своего господина».

«Нам надо их увидеть, — промолвил Ортвин ей, —
Но где искать нам этих владетельных князей?
Коль это вам известно, тогда и нам скажите,
Мы едем к ним послами, нас числит король в своей свите».

«Сегодня утром в замке оставила их я,
Еще в своих постелях покоились князья.
В их доме сорок тысяч героев почивали,
Как знать, теперь, быть может, они со двора ускакали».

Сказал король зеландский: «Зачем им это бремя.
Огромную дружину с собой держать все время?
Имей я столько войска в своем распоряженье,
Я целым королевством сумел овладеть бы в сраженье».

«Мы этого не знаем, — ответила она, —
Не ведаем, далеко ль простерлась их страна,
Но земли хегелингов норманнам страх внушают,
Князья все дни оттуда заклятых врагов ожидают».

Красавицы дрожали, так холод их терзал.
«Надеяться нельзя ли, — тут Хервиг им сказал, —
Что вы для вашей чести зазорным не сочтете
И наши меховые плащи благосклонно возьмете?»

Дочь Хильды отвечала: «Счастливо дай вам бог
Плащами укрываться. Как жребий мой ни плох,
Никто не должен видеть меня в мужском уборе.
(О, если б она знала, что ждет ее худшее горе!)

Не мог князь Хервиг взора от девы оторвать,
Казались столь прекрасны лицо ее и стать,
Что князь вздыхал глубоко и сердце его ныло:
На ту, кого любил он, так сильно она походила.

Тут королевич Ортвин стал спрашивать опять:
«Случалось ли вам, девы, о пленницах слыхать?
В Нормандию пригнала их княжеская рать,
Там много есть красавиц, Кудруной одну из них звать».

Дочь Хильды отвечала: «Слыхала это я.
Давно явились девы в норманнские края,
В сражении жестоком враги их в плен забрали,
О доме безутешно невольницы здесь горевали.

И пленную Кудруну когда-то я видала,
Она от непосильной работы изнывала».
(Никто не знал об этом верней служанки юной,
Зане на самом деле она и была той Кудруной.)

«Взгляните, сударь Ортвин, — промолвил Хервиг–князь, —
Ведь если где-то в мире от гибели спаслась
Сестра ваша Кудруна, то вот она — живая,
Настолько с нею схожа не может быть дева другая».

«Пригожа эта дева, — сказал ему герой, —
Однако не сравнится с красавицей сестрой.
Уже тогда, как с нею мы оба были дети,
Я знал, что не найдется красе ее равной в свете».

Лишь только «сударь Ортвин» окликнул его друг,
Как пристально взглянула одна из двух подруг;
Красавица искала с любимым братом сходства, —
Тогда бы миновала пора ее бед и сиротства.

Она сказала: «Доблесть сияет без прикрас.
Я рыцаря знавала, похожего на вас,
А звали его Хервиг, Зеландией он правил.
Будь он в живых поныне, он нас бы от плена избавил.

Ведь я одна из пленниц, что из родной земли
Жестокие норманны за море увезли.
Вы ищете Кудруну — напрасные заботы:
Погибла королевна, не вынесла тяжкой работы».

Тут слезы покатились у Ортвина из глаз,
И Хервиг не заплакать не мог на этот раз.
Когда они узнали, что дева умерла,
Кручина, словно камень, обоим на сердце легла.

И видя, что герои от горя слезы льют,
Похищенная дева им вымолвила тут:
«Вы так себя ведете и так душой скорбите,
Как будто бы с Кудруной в ближайшем родстве состоите».

«Она моя супруга, — ответил Хервиг-князь, —
И клятва нерушимо скрепила эту связь.
Оплакивать я буду любимую до гроба,
Навеки разлучила нас старого Людвига злоба».

Несчастная сказала: «Вы лгали мне сейчас,
О Хервиговой смерти я слышала не раз,
Мне все блаженство жизни досталось бы на долю,
Будь жив отважный Хервиг. Уж он возвратил бы мне волю».

Тут молвил знатный рыцарь: «Я вас взглянуть прошу,
И если вам знакомо кольцо, что я ношу,
Так верьте, что я Хервиг. Им обручен я с милой.
Коль вы моя супруга, из плена вас вызволю силой».

От перстня королевна не отводила глаз,
Блестел на пальце златом оправленный алмаз,
Тот камень абалийский являл любви поруку,
Он украшал когда-то Кудруны прекрасную руку.

Улыбка озарила красавицы лицо.
«Я с радостью узнала на вас мое кольцо.
Взгляните ж вы на перстень, что дал мне друг сердечный
В отцовском королевстве, во дни моей жизни беспечной».

Взглянул герой на перстень и глаз не отводил,
И молвил: «Тот, кто, дева, на свет тебя родил,
Был крови королевской. В тебе все совершенства.
Прошли мои невзгоды, достиг я земного блаженства».

И обнял королевну Зеландии король.
Тут все перемешалось — и радость их, и боль.
Прекрасную Кудруну он целовал несчетно
И верную подругу, что ей услужала охотно.

А брат Кудруны Ортвин спросил у ней тогда, —
И дева, это слыша, сгорала от стыда, —
Ужели службы нету другой для королевны,
Чем на море норманнам одежду стирать ежедневно.

«Сударыня-сестрица, куда, — сказал он ей, —
Девали вы прижитых от Хартмута детей?
Как вас они пускают одну стирать здесь платья?
Для княжеской супруги негоже такое занятье».

Она сказала плача: «Где я возьму детей?
Ведь все норманны знают о стойкости моей:
За то, что отказалась в мужья их князя взять я,
Все дни теперь у моря должна я стирать эти платья».

Тут подал голос Хервиг: «Сказать мы можем смело,
Что славно завершилось задуманное дело,
Нам счастье привалило. Чего желать нам боле?
Так увезем Кудруну, избавим ее от неволи».

«Я это отвергаю, - вступил с ним Ортвин в спор. —
Хотя бы погибали в неволе сто сестер,
Все лучше, чем скрываться, с врагом идти на хитрость.
Что Хартмут отнял силой, тайком не годится нам выкрасть».

Сказал на это Хервиг: «Что ты задумал, друг?
Сперва спасем Кудруну, потом ее подруг».
Но снова юный Ортвин сказал в укор герою:
«Да лучше пусть мечами убьют меня вместе с сестрою».

И, слыша это, дева воскликнула, скорбя:
«Брат Ортвин милый, чем я обидела тебя?
Ничем не заслужила я горького упрека,
За что же, князь отважный, караешь меня так жестоко?».

«Любимая сестрица, ведь я тебе не враг.
Во имя блага пленниц я поступаю так.
Тебя спасти отсюда я должен только с честью,
Чтоб ты жила счастливо с возлюбленным Хервигом вместе».

Сказал король зеландский: «Одно меня страшит.
Что если нас узнают, то Хартмут поспешит
Прекрасных пленниц спрятать, их увезет далеко.
Вот почему нам надо скрываться от вражьего ока».

И снова молвил Ортвлн: «Как мы оставить можем
В неволе дев? Ведь этим мы горе их умножим,
И так пришлось им долго в чужой земле томиться;
Нам надобно избавить от плена всю свиту сестрицы».

Пошли к челну герои, а королевна — в плач:
«О горе мне несчастной, я жертва неудач,
Меня презрели оба, кем сердце утешалось,
Мне мучиться до гроба без помощи близких осталось».

Мольба прекрасной девы вслед Хервигу неслась:
«Из всех была я лучшей — я худшей стала, князь,
Кому ты оставляешь меня без сожаленья?
Где, сироте несчастной, искать мне теперь утешенья?».

«Нет, ты не стала худшей, ты — лучшая, как встарь.
Храни же нашу тайну, — промолвил государь, —
Я завтра до рассвета — и это слово чести! —
Приду под стены замка с моими героями вместе».

Отплыть гонцы спешили как можно поскорей,
И не было разлуки для близких тяжелей.
Покуда было видно мужей на расстоянье,
Им девы вслед глядели, надеясь продлить расставанье.

Белье и стирка вышли у пленниц из ума,
А злобная Герлинда приметила сама,
Что знатные служанки стоят внизу без дела.
Озлилась королева, она ведь о платьях радела.

Кудруне Хильдебурга промолвила, дрожа:
«Зачем вы побросали одежду, госпожа?
Коль мы ее для свиты, не выстираем к сроку,
Так нас Герлинда злая, пожалуй, накажет жестоко».

Дочь Хильды отвечала: «Я чересчур горда
И слишком благородна для низкого труда,
И более не стану стирать Герлинде платья.
Два короля сегодня меня заключили в объятья».

Сказала Хильдебурга: «Стирать нам платья след, —
Прошу вас не сердиться, что я даю совет, —
Нам в горницы нести их нечистыми негоже,
Не то исполосуют нам розгами нежную кожу».

А Хагенова внучка ответила на это:
«Грядет мое блаженство. Пусть даже до рассвета
Меня секут лозою, я не умру от боли,
А раньше те погибнут, кто нас так тиранит в неволе.

Не прачкой, — королевной должна отныне стать я.
Снесу к воде и брошу в пучину эти платья,
А им не помешает побыть в морской купели,
Пусть их волна качает и весело гонит отселе».

Благие уговоры не тронули ее.
Швырнула дева в воду хозяйское белье.
Поплыли покрывала, подхвачены волною,
Бог весть, что после стало с прекрасною тканью льняною

День гас, и Хильдебурга в слезах пошла домой,
Взяв остальные платья и семь простынь с собой,
Кудруна не жалела о том, что совершила,
И в королевский замок с пустыми руками спешила.

А злобная Герлинда стояла у ворот
И там подстерегала злорадно их приход,
Когда они вернулись, уж было очень поздно,
На благородных прачек Герлинда набросилась грозно:

«Кто это вам позволил нарушить мой приказ
И с моря возвращаться домой в столь поздний час?
Я строго накажу вас, чтоб стали вы покорней,
Не вместно находиться вам в горницах с нашею дворней.

б Скажите, для чего вам так низко поступать,
В ответ на речи князя презрительно молчать
И тешиться беседой с каким-то жалким кметем?
Вы ищете почета? Его не заслужите этим».

Сказала королевна: «Зачем меня чернить?
Я в мыслях не имела с чужими говорить,
Достойных этой чести я и людей не знаю,
За вычетом немногих, кого я родней называю».

«Молчи, гадюка злая! Ты говоришь, я лгу?
Я так с тобой за это расправиться могу,
Что ты уже не будешь так дерзко горячиться.
Сегодня от побоев запоет твоя поясница».

А я, — сказала дева, — даю совет благой,
Чтоб вы меня не смели наказывать лозой.
Я много благородней и вас, и ваших близких.
Вам каяться придется во всех ваших действиях низких».

Тут молвила волчица: «Где простыни мои?
Что руки под передник ты спрятала свои?
Пока еще жива я, ты рано их сложила.
Возьмусь учить иначе, чтоб ты мне прилежно служила».

«Белье, — сказала дева, — волною унесло,
Нести его с собою мне было тяжело,
Вот я его в пучину взяла и побросала,
От вашего убытка, по чести, мне горести мало».

Ответила Герлинда: «Я это не прощу,
Не лягу спать, покуда тебя не проучу».
Она терновик острый в пучки вязать велела, —
Чертовке не терпелось начать свое черное дело.

Всех прочих приказала в покои не пускать,
А пленницу к изножью кровати привязать.
Спустить ей кожу с бедер готовилась волчица.
Все девушки рыдали, узнав, что такое творится.

И, к хитрости прибегнув, сказала королевна:
«Стегать меня сегодня вы выдумали гневно,
Когда меня увидят с высоким князем вместе
В короне, на престоле, то он не простит вам бесчестья.

Ведите, чтобы розгой меня не смели бить,
Того, кого отвергла, готова я любить,
Владычицей хочу я в Нормандии явиться,
А власть употреблю я, как вам, почитай, и не снится».

Тогда я все прощаю, и ты душой остынь,
Хотя бы потеряла ты даже сто простынь,
Жалеть о них не стану. И ты не прогадаешь,
Что Хартмуту-норманну супругою стать обещаешь».

Красавица сказала: «Мне надо отдохнуть,
Испытанные муки мне истерзали грудь.
Пускай король норманнский придет ко мне сюда,
Отныне его воле я буду покорна всегда».

И те, кто это слышал, не стали больше ждать,
А бросились в покои, герою рассказать.
Сидел отважный Хартмут с отцовскими бойцами,
Когда ему сказали; чтоб он поспешил к своей даме.

«Я жду за весть награды, — сказал один гонец, —
Сменила гнев на милость Кудруна наконец,
И вас покорно просит к ней в комнату явиться.
Когда вы к ней придете, она вас не будет дичиться».

Ответил знатный рыцарь: «Гонец, ты мне солгал.
Была бы это правда, так я бы тебе дал
Три замка и угодья, богатые на диво,
И множество браслетов. И сам бы я зажил счастливо».

Тогда второй свидетель пред очи князя вышел:
«Чур, пополам награду! Я тоже это слышал,
Стать вашею супругой Кудруна обещает
И, с вашего согласья, Нормандией править желает».

«Спасибо тебе, вестник», — король ему сказал.
Он мнил, что это счастье господь ему послал.
Возрадовавшись духом, вскочил влюбленный с кресел
И в горницу Кудруны явился без памяти весел.

В своей рубашке влажной от холода дрожа,
Приветствовала князя сквозь слезы госпожа
И так стояла близко, шагнув к нему навстречу,
Что Хартмут собирался обнять ее белые плечи.

«Нет, нет, оставьте, Хартмут! — она сказала тут, —
Коль люди нас увидят, они вас упрекнут:
Ведь вы — король, я — прачка и вам стираю платья,
Вас могут лишь унизить ничтожной служанки объятья.

Но c радостью позволю я вам себя обнять,
Когда меня в короне увидит ваша знать;
Тогда я королевой по праву буду зваться,
Тогда и вам не будет зазорно со мной обниматься»,

Блюдя благопристойность, он отступил на шаг.
«Прекрасная Кудруна, — ей рыцарь молвил так, —
Коль ты меня полюбишь, — я твой слуга отныне,
Приказывай что хочешь и мне, и норманнской дружине».

«Я счастлива безмерно, — ответила она, —
И если вам отныне приказывать должна,
То вот приказ мой первый: по нашему желанью,
Пусть перед сном сегодня еще приготовят мне баню».

Кудруна продолжала: «А вот второй приказ:
Пусть всех красавиц пленных пришлют ко мне сейчас.
Не в горницах Герлинды, среди ее прислуги,
Со мною находиться должны дорогие подруги».

Герой повиновался приказу знатной девы,
И пленниц отыскали в покоях королевы.
Они пришли в отрепьях, их волосы свалялись —
С подругами Кудруны позорно в плену обращались.

Все шестьдесят три девы явились к ней, как встарь.
И молвила Кудруна: «Взгляните, государь,
К лицу ли вам, что пленниц держали в черном теле?»
«Я сделаю, — сказал он, — чтоб больше их мучить не смели».

«Так мне в угоду, Хартмут, извольте приказать,
Еще до сна сегодня несчастных искупать.
Насущного лишали в плену красавиц этих,
Вы позаботьтесь сами в роскошные платья одеть их».

И рыцарь безупречный ответил госпоже:
«Владычица, быть может, утрачены уже
Те платья, что из дома везли служанки ваши,
Так мы найдем другие, намного богаче и краше.

Я рад им дать наряды, каких не видел глаз».
Готовить стали баню для пленниц в тот же час.
О том радели слуги и стольники-вельможи,
Кудруне угождая, чтоб милость снискать ее позже.

На славу искупаться красавицы могли;
Прекраснейшие платья им вскоре принесли,
И то из этих платьев, что было самым бедным,
Понравиться могло бы самим королевнам наследным.

А после знатной бани им подали вино –
Считалось самым лучшим в Нормандии оно —
И мед, такой отменный, что слов сказать не хватит.
Как мог предвидеть Хартмут, чем дева за это заплатит?

С подругами в светлице Кудруна восседала,
Когда Герлинда злая Ортруне приказала
Созвать прислужниц знатных и в гости одеваться,
Коль с пленной королевной желает она повидаться.

Ортруна нарядилась так скоро, как могла,
И радостно к Кудруне со свитою пошла.
Навстречу юной гостье с улыбкой устремилась
Та, что роднёю Вате, седому вождю приходилась.

И тyт расцеловались красавицы тепло.
У каждой светлый обруч охватывал чело,
От золота сияли еще светлей их лица.
Была своя причина у той и другой веселиться.

В то время как Ортруна была безмерно рада
Узреть Кудруну в блеске богатого наряда,
Дочь Хильды веселилась, забыв былое горе,
Затем, что уповала увидеться с близкими вскоре.

«Я счастлива, — Ортруна ей молвила тогда, —
Что с Хартмутом ты хочешь остаться навсегда;
Тебя вознагражу я за это, как умею,
Короною Герлинды — наследной короной моею».

Кудруна отвечала: «Воздай тебе Христос!
Мне, бедной, сострадая, лила ты много слез.
Приказывай, что хочешь: за ласку и за дружбу
Тебе я обещаю свою неизменную службу».

И с хитростью девичьей промолвила опять:
«Вам надо, сударь Хартмут, посланцев разослать
К своим друзьям ближайшим, чтоб те поторопились
И в замок королевский по вашему зову явились.

И если судьбы наши войной не омрачатся,
Я буду вместе с вами короною венчаться.
Мы сможем убедиться, кто мне служить желает.
Меня с моей роднёю вся знать ваша скоро узнает».

Задуманная хитрость Кудруне удалась;
Гонцов не меньше сотни послал в дорогу князь,
На сто бойцов дружина норманнов оскудела,
И этим королевна помочь хегелингам хотела.

Герлинда ей сказала: «Возлюбленная дочь,
Пора вам разлучиться, уж наступает ночь.
Вы встретитесь по чести, заутра, вставши с ложа»,
И с девой попрощалась, промолвив: «Храни тебя боже».

Откланялся и Хартмут. К Кудруне для услуг
Приставили радивых и расторопных слуг.
Ее с девичьей свитой отужинать позвали.
И слуги им бесшумно еду и питье подавали.

Одна из знатных пленниц осмелилась сказать:
«Любимые подруги, как тяжко сознавать,
Что мы в плену норманнском навек должны остаться.
Мы этого не ждали, нам нечем теперь утешаться».

И слезы поневоле из глаз ее лились.
Сердца красавиц болью на них отозвались.
Им жизнь непоправимо загубленной казалась.
Все девы зарыдали, а их госпожа рассмеялась.

Она не только годы, но даже дня провесть
С норманном добровольно не собиралась здесь,
Как это мнилось девам. Пока они тужили,
О смехе королевны Герлинде уже доложили.

Та, что утех не знала тринадцать с лишним лет,
Нарушила внезапно приличия запрет
Неудержимым смехом. Герлинда все слыхала
И Людвигу кивнула: чертовку тоска обуяла.

Она ушла поспешно и Хартмута нашла.
«Мой сын, не безмятежны в Нормандии дела,
Пускай обходит стража границу ежедневно:
Бог весть, чему смеялась сегодня твоя королевна.

Одно уже случилось, и это я узнала:
Родня Кудруны тайно к ней вестников послала.
Князь, бойся хегелингов, остерегись их мести.
Чтоб жизни не утратить со славою рыцарской вместе».

«Оставь свои заботы, — сказал Герлинде сын, —
Пускай ее смеется, для страха нет причин,
Далеко хегелинги от нашего предела,
Идти на нас войною для них недоступное дело».

А дева слуг спросила, постелена ль кровать, —
Ее ко сну клонило, настало время спать.
В ту ночь она впервые не ведала печали,
И стольники-вельможи до спальни ее провожали.

Свечами освещали дорогу ей пажи,
И это было ново для пленной госпожи.
Уже постлали ложа — их было три десятка.
Все спутницы Кудруны могли теперь выспаться сладко.

Вид этой пышной спальни все взоры привлекал
Красою разноцветных арабских покрывал.
Зеленые, что клевер, там были одеяла
С каймой великолепной; вся ткань их огнем отливала,

Простеганная нитью червонно-золотой,
Из шкур морского зверя был меховой подбой.
Князь мнил, что овладеет своей любимой вскоре,
Не знал надменный Хартмут, какое грозит ему горе.

Кудруна слугам князя дала приказ такой:
«Идите спать, герои, нам надобен покой;
С тех пор как мы из дома, в Нормандию попали,
Я и мои подруги спокойного сна не вкушали».

И сразу все чужие, вельможи и пажи,
Покинули покои по слову госпожи,
Ушли все люди князя к нему на половину,
Оставив на ночь девам и мед, и душистые вина.

Одна сказала снова.: «Запремся же теперь».
На два двойных засова закрыли девы дверь,
А стены отличались такою толщиною,
Что слышать речь Кудруны никто бы не смог за стеною.

Сперва все девы сели и выпили вина.
«Предайтесь же веселью, — сказала им она, —
До утра наберитесь отваги и терпенья,
И мы увидим нечто, что вас приведет в восхищенье.

А нынче я воспряла душою оттого,
Что мужа целовала и брата своего.
Пусть та, что пожелает богато жить на свете,
Рассвет подкараулит и нам возвестит о рассвете.

Мой дар желанным будет любой из знатных дам.
И замки, и угодья я ей в награду дам.
Их вволю получу я, лишь часа бы дождаться,
Когда уже не пленной, владычицей буду я зваться».

Развеселились духом прекрасные девицы,
Уверясь, что назавтра должны сюда явиться
Герои хегелинги, чтоб их спасти из плена.
Согретые надеждой, все сну предались постепенно

XXVI авентюра.

Как Хервиг и Ортвин вернулись к войску

Теперь пойдет о новом мое повествованье.
Герои-хегелинги томились в ожиданьи
На острове пустынном, пока не возвратились
Князь Хервиг, юный Ортвин; и рыцари к ним устремились.

Лазутчиков встречали с почтением и честью
Расспрашивать их стали, с какой явились вестью,
А Ортвина просили ответить без обмана,
Жива ль еще Кудруна в жестоком плену у норманна.

Но рыцарь благородный потребовал отсрочки:
«Рассказывать нет мочи вам всем поодиночке.
Пусть близкие сойдутся и встанут тесным кругом,
Тогда я расскажу вам о том, что мы видели с другом».

И вот, пришло немало их близких и друзей,
Все рыцарство обстало вернувшихся князей;
И молвил юный Ортвин: «Я вам скажу такое,
Что лучше бы не слышать и вам не лишаться покоя.

Все это было дивом, что я теперь открою:
На берегу залива я встретился с сестрою
И с девой Хильдебургой, что в Эйре воспиталась».
Все это небылицей отважным бойцам показалось.

И многие сказали: «Оставьте эту ложь,
Иль тешиться над нами вам стало невтерпеж?
Годами мы мечтали спасти из плена деву
А брат с его бойцами позор переносят без гнева».

«Вы Хервига спросите, он виделся с ней тоже,
И лучше б это было не истиной, а ложью,
Нет ничего постыдней, чем видеть это горе:
Кудруна с Хильдебургой одежду стирали на море».

Всем близким тяжко стало, и каждый слезы лил,
А старый воин Вате в сердцах заговорил:
«Невесть зачем, герои, вы плачете, как бабы,
Достойно порицанья, что рыцари духом так слабы.

Коль вы хотите в горе помочь прекрасной даме,
Так вымытую в море лилейными руками
Ту белую одежду вам надо сделать красной
И этой верной службой принесть избавленье несчастной».

Спросил датчанин Фруте: «А как нам поступить.
Чтоб на берег проникнуть и замок окружить,
Покуда Людвиг с сыном еще не догадались
О том, что хегелинги до их королевства добрались?»

И молвил старый Вате: «Совет я дать могу.
И славно послужу я заклятому врагу,
Вот только довелось бы с ним в поле повстречаться.
Снимайтесь со стоянки, нам надо в поход собираться.

Я рад, что нынче ночью погода так ясна,
Прозрачен воздух, щедро сияет нам луна.
Герои дорогие, спешите же в дорогу,
Обложим до рассвета норманнского князя берлогу».

И все взялись за дело. Бойцы на корабли
Свели коней, доспехи туда перенесли,
Спешили как умели, послушавшись совета,
И Людвигова замка достигли еще до рассвета.

Велел в ту пору Вате всем воинам молчать
И на землю без шума улечься отдыхать.
Усталые от странствий, все так и поступили.
Под головы герои стальные щиты положили.

Кто хочет ранним утром победу одержать,
Тот, — молвил старый Вате, — не должен долго спать.
Мы этого похода годами ожидали,
Смотрите же, чтобы нынче, вы други, зари не проспали.

Ещё вас упреждаю, и в этом буду строг,
Лишь только затрублю я в походный этот рог.
Готовьтесь каждый к бою, не мешкая нимало,
Я утро возвещу вам, и тут уж дремать не пристало.

Вдругорядь затрублю я, — седлайте поскорей
Своих ретивых на ночь расседланных коней
И ждите наготове, когда я срок назначу,
Чтоб нам идти на приступ обдуманно, не наудачу.

И снова протрублю я воинственную весть, —
Тогда во всеоружье должны вы в седла сесть,
Но с места не сходите, а смирно ждите все вы,
Когда я сам поеду за стягом моей королевы».

Все сделать обещались, как Вате научил.
Ах, скольких он красавиц с друзьями разлучил!
Что рыцарей в сраженье от ран смертельных пало!
А всем им не терпелось, чтоб утро скорее настало.

Легли устало наземь герои почивать,
От Людвигова замка почти рукой подать.
Хотя и ночь стояла, чертога очертанья
Все ясно различали и строго хранили молчанье.

вот утренняя в небе забрезжила звезда,
Одна из дев к окошку приблизилась тогда, —
Она подстерегала желанный час рассвета,
Чтоб щедрую награду снискать у Кудруны за это.

И слабый луч денницы заметила она.
Сверкая, отражала бегущая волна
Щиты и шлемы. Ими светилась вся округа.
Лежал в осаде замок, как в петле, затянутой туго.

Красавица поспешно вернулась к госпоже.
«Сударыня, проснитесь, воители уже
Заполнили округу и замок осадили.
Нас, бедных полонянок, как видно, друзья не забыли».

Вскочила дева с ложа и встала у окна.
За весть благодарила прислужницу она,
Потом ее Кудруна богато наградила.
Но в этот миг с тоскою она за друзьями следила.

Она узрела море все в белых парусах
И сразу ощутила страдание и страх.
«Сегодня много смелых умрут во цвете лет.
О, горе мне несчастной, зачем я родилась на свет!»

Той раннею порою еще весь замок спал.
«К оружию, герои! — дозорный прокричал, —
Отважные норманны, вставайте, не лежите,
Вы слишком долго спали. Мечи боевые берите!»

Услышала Герлинда, что сторож кличет рать,
И Людвига оставив на ложе почивать,
Сама взошла поспешно на замковую стену,
Узрела хегелингов, и вся обомлела мгновенно.

В светлицу чуть живая вернулася она.
«Проснись, хозяин Людвиг, твой замок и страна
Окружены врагами, что каменной стеною,
Вчерашний смех Кудруны окупим мы страшной ценою».

«Молчите, — молвил Людвиг, — я сам взгляну сначала,
Мы вынесем все беды, чего бы нас ни ждало».
Король пошел на башню, дабы узреть воочью,
Что за лихие гости непрошенно прибыли ночью.

Увидел перед замком он множество знамен.
«Сказать об этом сыну нам надо, - молвил он, —
Быть может пилигримы в Нормандию явились
Купить себе припасы и в гавани остановились».

Героя разбудили, чтоб новость рассказать,
И молвил смелый Хартмут: «Не будем унывать,
Гербы князей враждебных я различу по виду.
Мне мнится, хегелинги пришли отомстить за обиду».

XXVII авентюра.

Как Хартмут называл Людвигу княжеские стяги

Оставил князь дружину спать безмятежным сном,
И стали Людвиг с сыном в окно глядеть вдвоем.
Войска увидев, Хартмут сказал не без тревоги:
«Они расположились почти у нас на пороге.

Поверь, отец мой милый, здесь пилигримов нет,
Должно быть, это Вате друзей привел чуть свет,
Он и король нортландский пришли сразиться с нами,
И в этом убеждает парящее в воздухе знамя.

Богатый шелк на древке, он выткан в Карадине,
И золотом сверкает лик мавра посредине
Коричневого поля. Нам надо насмерть биться,
Чтоб это знамя долу заставить покорно склониться.

То Зигфрид мавританский привел большую рать,
С ним двадцать тысяч мавров — храбрее не сыскать
Все жаждут в битве с нами прославиться геройски.
Еще я вижу знамя, а с ним еще большее войско.

Под этим стягом Хорант датчан ведет в строю,
А рядом знамя Фруте я тоже узнаю
И Морунгово знамя: бойцы из марки Валейс
С вождем своим отважным еще до зори к нам добрались.

Еще я вижу прапор, догадываюсь чей, —
Меж красных поперечин стоят клинки мечей,
Его владелец — Ортвин; отца лишенный нами,
Он не затем явился, чтоб мирно поладить с врагами.

А среди прочих стягов один, как лебедь, бел,
Фигуры золотые на нем я разглядел,
Мне теща сей гостинец послала из-за моря,
Свирепость хегелингов мы с вами изведаем вскоре.

Ещё один могучий я различаю стяг,
Он сизый, словно туча, на нем приметный знак:
Цветок морской лилеи на гладком поле вышит,
Король зеландский Хервиг с ним прибыл, он местию дышит.

Я вижу, рыцарь Ирольт нам тоже бросил вызов;
Как я предполагаю, привел он много фризов
И доблестных гольштинцев. Идет к сраженью дело.
К оружию, норманны! Большая страда подоспела

Вперед! — воскликнул Хартмут, — бойцы мои, вперед!
Враги вблизи от замка. Нам надо у ворот
Своих гостей незваных со всею честью встретить
И острыми мечами их там по заслугам приветить».

Вскочили все с постели, кто спал до этих пор.
Подать бойцы велели их воинский убор,
На помощь государю спешили его слуги,
Их добрых сорок сотен в свои облачились кольчуги.

Оделись Людвиг с сыном в сверкающую сталь.
А пленниц охватила и радость, и печаль.
Одна из дев сказала: «За счастьем горе скачет,
Кто прошлый год смеялся, тот ныне слезами заплачет».

Пришла Герлинда к сыну и стала говорить:
«Что вы творите Хартмут? Хотите погубить
И жизнь свою задаром, и рыцарей без счета?
Враги вас уничтожат, коль выйдете вы за ворота».

А рыцарь благородный сказал: «Уйдите, мать,
Меня с моею свитой не след вам поучать.
Учите ваших женщин, им впрок пойдут советы,
Как нитью золотою на шелк нашивать самоцветы.

А то еще Кудруне и девушкам ее
Велите, как бывало, идти стирать белье.
Вы думали, что близких и слуг у ней уж нету?
Увидите, как нынче они призовут нас к ответу».

«Но я тебе служила и, правду говорю,
Надеялась, что этим Кудруну усмирю.
Твой замок так надежен, послушайся, мой милый,
Вели закрыть ворота: враги не возьмут его силой.

Тебе по крови близких меж хегелингов нет,
И это ты их присных на тот отправил свет,
Ты знаешь, что за это тебя и ненавидят.
Так берегись: их тридцать на каждого нашего выйдет.

Вы только рассудите, — промолвила она, —
Вам дома на год хватит и хлеба и вина,
И прочей пищи. Кто же к ним в руки попадется, —
Спаси такого, боже! — из плена уже не вернется».

Так сына убеждала супруга короля,
О чести и о жизни заботиться веля.
«Пусть наши самострелы из всех окон стреляют
В лихих гостей. Пусть дома родные по ним зарыдают.

Готовьте камнеметы, беритесь за пращу,
Я вас мечом сражаться с врагами не пущу.
Мы их и так отгоним. Наш замок полон смелых,
Мы, жены, принесем им камней в рукавах своих белых».

«Сударыня, уйдите, — в сердцах ответил князь. —
Лицом перед врагами мы не ударим в грязь.
Чему меня научат все ваши поученья?
Чем мне сидеть в осаде, я лучше погибну в сраженьи».

Заплакала Герлинда и молвила: «Сынок,
Я это говорила, чтоб ты себя берег.
Тот, кто под нашим стягом пойдет на супостата,
Тот может быть уверен, — его награжу я богато.

Друзья, к оружью! Шлемы рубите горячей,
Чтоб искры засверкали огнем из-под мечей.
Мне сына охраняйте сегодня неустанно
Идите, наносите гостям вашим раны».

Князь молвил: «Королева вам мудро говорит.
И если кто-то будет безвременно убит,
Усердно помогая мне биться с супостатом,
И он сирот оставит, то всех их осыплю я златом».

И Людвиговы рати готовились в поход,
Число их достигало одиннадцати сот.
Свой замок покидали отважные норманны,
За стенами оставив пятьсот человек для охраны.

Уж подняли решетки всех четырех ворот,
И шлемы подвязали бойцы. Их тридцать сот
За Хартмутом скакали, свои окончив сборы.
Всего у них хватало — от крепкого шлема до шпоры.

А грозного сраженья все приближался срок.
Собрав все силы, Вате так протрубил в свой рог,
Что слышно его было за тридцать миль в округе.
Под знамя королевы спешили сойтись ее слуги.

Второй раз протрубил он, что время подошло
И надобно садиться воителям в седло.
И строиться в отряды. Кто слышал, чтобы воин
В таких годах, как Вате, был так же могуч и достоин?

И снова протрубил он, и дрогнула земля,
И море застонало. А в замке короля
Все камни зашатались под крепкими стенами.
И тут повез датчанин своей государыни знамя.

Норманны стихли: Вате боялись как огня,
И можно было слышать малейший всхрап коня.
Со стен зубчатой башни Кудруна разглядела,
Как вышли хегелинги на битву с противником смело

А в этот миг и Хартмут из замковых ворот
С своими удальцами отправился вперед.
И людям было видно в оконные проемы,
Как на чужих и близких сверкают щиты и шеломы.

На замок хегелинги шли с четырех концов.
Серебряно светились доспехи храбрецов,
Щиты у них блистали застежками из злата.
И, будто лев свирепый, страшил своих недругов Вате.

Скакали грозно мавры, отдельно от других.
Они метали копья, в щепу ломая их.
Когда с норманнской ратью вступили мавры в сечу,
То искры полетели, мечи засверкали, как свечи.

Датчане к стенам замка помчались на конях.
Привел могучий Ирольт, прославленный в боях,
Туда своих героев шесть тысяч или боле.
За голову схватился норманнский король поневоле.

Отдельно ехал Ортвин. Вел десять тысяч он,
И это неминучий пророчило урон
И землям королевским, и жителям тем паче.
Герлинда и Ортруна стояли на стрельнице плача.

И суженый Кудруны, князь Хервиг, шел вперед,
Беду норманнским женам сулил его приход,
Когда из-за любимой он стал сражаться смело,
Далеко было слышно, как сталь шишаков зазвенела.

Приспел с дружиной Вате, он духом был не кроток.
Воздевши копья, стали герои у решеток.
Так близко их увидеть Герлинде горько было,
Зато в душе Кудруна спасибо друзьям говорила.

И Хартмут вел дружину с достоинством таким,
Что лучше не сумел бы, будь кесарем самим.
Вся ратная одежда на рыцаре сияла
Под солнцем. Доблесть духа норманн не утратил нимало.

Увидел Ортвин князя на боевом коне
И молвил: «Тот, кто знает, пускай расскажет мне.
Кто этот знатный рыцарь. Он так надменно едет,
Как будто королевством, у нас завоеванным, бредит».

«Перед, тобою Хартмут, — сказал один боец, —
Меж рыцарей отважных он первый удалец.
И это им когда-то был твой отец убит.
Он храбростью прославлен и мощью своей знаменит».

«Он мой должник, — рек Ортвин и гневно продолжал, —
Сегодня он заплатит все то, что задолжал,
И возместит потери. Иначе быть не может.
Живым домой вернуться Герлинда ему не поможет».

Хоть брата королевны норманн и не узнал,
Он юного героя в противники избрал,
В коня всадивши шпоры, на Ортвина помчался.
Бойцы нагнули копья, и звон от ударов раздался.

Их щедро раздавали отважные враги.
Конь Ортвина ретивый присел на две ноги
Под натиском норманна — князь добрый был боец,
Но от толчка споткнулся и рухнул его жеребец.

Однако встали кони с утоптанной земли,
И начали мечами рубиться короли.
Противники сражались с неутолимой жаждой.
За рыцарскую доблесть достоин был почести каждый.

А их дружины обе, склонивши копья вниз,
В неудержимой злобе сражаться принялись.
Здесь раны наносили и жалости не знали,
Все доблестными были, и все свою честь защищали.

Вел Вате десять сотен сподвижников своих,
И столько же норманнов набросились на них.
Но Вате спас все дело: кто с ним в бою спознался.
На войско марки Штурмен уже нападать не решался.

А в Хервигово войско, откуда ни возьмись,
Смешав ряды, сто сотен воителей влились,
Они сказали грозно: пусть тут их похоронят,
Но из страны норманнской противники их не изгонят!

Каким бойцом был Хервиг! Так доблестен он был,
Что благосклонность милой тем пуще заслужил.
Но как могло представить его воображенье,
Что в этот миг Кудруна глядит со стены на сраженье?

С датчанами норманны сошлись накоротке.
Могучий меч булатный держал в своей руке
Их предводитель Людвиг. Как истый вождь он бился
И за ворота замка уже далеко устремился.

Став во главе гольштинцев, равно могуч и смел,
Врагов отважной Фруте немало одолел,
И юный воин Морунг им много зла содеял,
Всю землю перед замком телами убитых усеял.

А родич Вате Ирольт, — он панцири сплеча
Рубил, и кровь катилась из-под его меча, —
Под стягом Хильды рыцарь с врагами бился смело.
Белели мертвых лица, враждебное войско редело.

Сын Людвига и Ортвин возобновили бой.
Так густо хлопья снега не падают зимой,
Как падали удары их острого булата.
Князь Хартмут вынес натиск Кудруны отважного брата.

Не ведал Ортвин страха, но грозный Хартмут так
Хватил его с размаха, что разрубил шишак;
Кровь хлынула на панцирь багряною струей.
Как горько было видеть дружине, что ранен герой!

Смешались оба стана, норманнов и датчан,
Герои наносили друг другу много ран,
И много под мечами лихих голов упало.
Смерть, точно злой разбойник, друзей у людей отнимала.

Что Ортвин залит кровью, увидел Хорант вдруг,
И рыцарей спросил он, чьих это дело рук:
«Кем господин мой милый так тяжко в битве ранен?»
Князь Хартмут рассмеялся: он слышал, что молвил датчанин.

Сам Ортвин знаменосцу ответил на вопрос:
«Князь Хартмут это сделал, он рану мне нанес».
Тут отдал Хорант знамя, им поднятое с честью,
И ринулся к норманну, пылая , отвагой и местью.

А Хартмут за собою услышал звон мечей,
Он видел: кровь струится на землю, как ручей,
Из сотен ран глубоких и под ноги сочится.
Он молвил: «За потери я должен с врагом расплатиться».

Он Хоранта увидел. И съехались они,
Тут искры полетели столбом от их брони.
Бойцы упорно бились, от ненависти немы,
Концы мечей погнулись от мощных ударов о шлемы.

Как прежде Ортвин ранен был Хартмутом лихим.
Был ранен и датчанин противником своим.
Сквозь светлую кольчугу катилась кровь из раны.
Кто мог теперь решиться взять силою землю Норманна?

За время этих страшных, губительных часов
Немало раскололи украшенных щитов
Враждующие рати булатными мечами.
В жестокой битве Хартмут на славу сражался с врагами.

А что же Ортвин? Хорант? Двух раненых князей
Уже перевязали старанием друзей.
И снова, под знамена герои воротились,
Где вскоре непреклонно они с неприятелем бились.

Но пусть вершат герои, что смелым подобает.
Никто об этой битве доподлинно не знает:
Кто выжил, кто оставил на бранном поле кости.
Норманны храбро бились, на славу боролись их гости.

О всех и не расскажешь. Кто в памяти остался,
По большей части насмерть с противником сражался.
Бойцы дрались мечами у стен воротных башен,
В пылу не замечали, кто был боязлив, кто бесстрашен.

Отважный Вате время не праздно проводил,
В последний путь он многих норманнов проводил,
Он их своим булатом сразил на поле чести.
А родичи убитых скорбели и бредили местью

Я слышал, что и Хервиг с дружиной подошел.
Он свой отряд немалый на Людвига повел,
Как только он заметил, что Людвиг необорен
И витязей он губит, как рубят деревья под корень.

Воскликнул Хервиг громко: «Кто может мне сказать,
Как старого норманна воинственного звать?
Он столько ран глубоких нанес своей рукою,
Что из очей красавиц покатятся слезы рекою».

Услышал это Людвиг: «Кто это на коне
Ведет во время боя расспросы обо мне?
Я — Людвиг, вождь норманнов. Коль биться мне приспело,
Врага не пощажу я, мечом отстою свое дело».

Сказал король зеландский: «О, если это так
И ты взаправду Людвиг, то я — твой лютый враг.
Тобой на Вюльпензанде бойцы мои убиты.
Убит тобою Хетель, а он был боец знаменитый.

Ты перед тем, как скрыться, нам много зла принес,
Об этом и поныне мы льем потоки слез.
Мне горько, что Кудруну увез ты на чужбину,
На острове пустынном мою уничтожил дружину.

Знай, пред тобою Хервиг. Ты взял мою жену,
Верни ее, иль жизнью оплатите вину
И ты, и твои люди, повинные в коварстве».
Норманн сказал: «Ты слишком грозишь мне в моем государстве.

И время тратишь даром на исповедь свою.
Поверь, у многих отнял я родичей в бою,
Убил друзей, богатство себе присвоил силой.
Уж никогда на свете тебе не лобзать своей милой».

Он смолк, и застонала от топота земля, —
Сошлись на поединке два знатных короля,
Однако перевеса никто не мог добиться,
И скоро им на помощь бойцы поспешили явиться.

Был смел и славен Хервиг, но грозный его враг
Отважного героя мечом ударил так,
Что от руки норманна князь Хервиг рухнул наземь.
И жизнь, и королевство могли быть утрачены князем.

Когда б не подоспели дружинники сюда,
Не мог бы юный рыцарь укрыться никуда
От Людвига и ждал бы кончины неминучей.
Недаром ненавистен был Хервигу старец могучий.

Друзья спастись от смерти герою помогли.
Опомнившись, поднялся поверженный с земли,
Взор устремил на башню, увериться желая,
Не смотрит ли оттуда на битву его дорогая.

XXVIII авентюра.

Как Хервиг убил Людвига

Подумалось герою: «Ах, что со мной случилось!
Когда мое паденье от милой не укрылось,
Как мне обнять Кудруну, покрытому позором?
Ведь и на брачном ложе она меня встретит укором.

Стыжусь того, что старцем был выбит из седла я.
Так пусть мой стяг поднимет дружина удалая!
Преследовать норманна велю своим героям,
Мы все пути отсюда врагам ненавистным закроем».

А Людвиг за собою услышал громкий звон,
К зеландцу обернулся тогда поспешно он.
Звенел булат о шлемы, шла молодость на старость,
Кто был в тот день с князьями, того испугала их ярость.

Они рвались друг к другу, и завязался бой;
Их люди поединки вели между собой,
А сколько их погибло, никто не сосчитал,
Но только эту битву норманнский король проиграл.

Достал жених Кудруны сверкающим клинком
Грудь Людвига меж шлемом и кованым щитом,
Нанес такую рану, что враг не смог сражаться,
И выпало норманну лишь смерти своей дожидаться.

Тогда отважный Хервиг занес свой острый меч,
И голова седая слетела с крепких плеч,
Погиб король норманнский и с жизнью распрощался.
Так за свое паденье зеландский герой расквитался.

Лишь людвиговы слуги конец его узрели,
Они вернуться в замок со знаменем хотели,
Но от ворот твердыни бойцы далеко были,
И, знамени не спасши, судьбу короля разделили.

Видали стражи замка, как испустил он дух,
И рыцари, и жены тут стали плакать вслух,
Что Людвиг именитый стал ныне горстью праха.
Кудруна же со свитой в душе трепетали от страха.

И только рыцарь Хартмут не знал о горькой вести,
Что Людвиг с храбрецами погиб на поле чести
И множество их близких там головы сложило,
Он слышал лишь, как в замке по мертвым родня голосила.

И молвил смелый Хартмут своим норманнам верным:
«Мы многих уложили в сраженье беспримерном,
Кто нам готовил гибель. Пора и возвращаться
И за стенами замка счастливой поры дожидаться.

Вы верно мне служили, за это, я клянусь,
Что с вами королевством наследным поделюсь.
Теперь вернемся в замок, где нас родные ждут,
Откроют нам ворота, вина или меда нальют».

Герои согласились, что надо отдохнуть,
За Хартмутом пустились, прокладывая путь
Сквозь вражеское войско. Пришлось героям биться —
В крови по локоть руки,— чтоб к замку опять воротиться.

Немало потеряли дружинники бойцов,
Будь даже эти земли наследством их отцов,
Они б не защищали владений с большим пылом,
Но с тысячным отрядом вождь Штурмена путь преградил им.

Привел к воротам Вате свою большую рать,
И Хартмута решил он в ворота не пускать,
Однако без успеха он начал наступленье:
Со стен высоких башен посыпались градом каменья.

Как будто с неба падал свирепый этот град
На Вате с его войском, теснившимся у врат.
Старик о погибавших не сетовал нимало.
Надежда на победу все мысли его занимала.

Когда князь Хартмут Вате у замка увидал,
«Мы это заслужили, — он рыцарям сказал, —
Все жизни под угрозой, лежат горою трупы,
Да страшные удары противники наши не скупы.

Враги сильны, их много — вот что меня гнетет,
Стучит дружина Вате мечами у ворот.
Радивее не мог бы сражаться старый ратник,
Когда бы даже в замке служил у меня как привратник.

Бойцы, взгляните сами: все стены, замок весь
Окружены врагами, — и много смелых здесь.
Со всех сторон твердыни, — а тех сторон четыре,
Друзья Кудруны бьются как лучшие рыцари в мире.

Они неутомимы, увы, я в это верю,
Должны еще нести мы тяжелые потери,
Уж у ворот наружных я вижу знамя мавра.
Колеблемое ветром. Боритесь же, витязи, храбро.

И у ворот соседних остановился враг, —
Украшенный клинками по ветру вьется стяг.
Здесь Ортвин, брат Кудруны. Пока он пыл остудит,
Немало крепких шлемов мечами расколото будет.

Стяг Хервига у третьих колышется ворот,
А с Хервигом семь тысяч отправилось в поход,
По-рыцарски он служит своей прекрасной даме.
Горда теперь Кудруна отвагой его и делами.

А я промешкал в поле и в замок опоздал.
Куда теперь податься? Мой разум крепко спал.
Четвертые ворота сам Вате осаждает,
Сдается, что напрасно нас дома родня ожидает.

Я крыльев не имею, летать я не могу,
От недруга сквозь землю, увы, не убегу.
Пытаться выйти к морю нам пробовать напрасно.
Но есть счастливый выход, о нем вам поведаю ясно.

Нам спешиться осталось и ну рубить сплеча,
Чтоб кровь из ран глубоких струилась горяча,
Пусть это не доставит вам, рыцари, печали»,
Тут спешились норманны, коней от себя отогнали.

Воскликнул громко Хартмут: «Мои герои, в путь!
Сперва пробьемся к замку, а дальше будь что будь!
Я должен попытаться убрать с дороги Вате,
Придется постараться чем ни было б это чревато».

Подняв мечи, на приступ решились храбрецы,
Отважный рыцарь Хартмут и все его бойцы.
Свирепый натиск Вате князь Хартмут встретил с честью.
Звенела сталь, и много убитых осталось на месте.

Узрел старик, как круто князь Хартмут наступал,
И молвил: «Братец Фруте (а Фруте стяг держал),
Я слышу звон булата, — то голос вражьей стали,
Держитесь, — молвил Вате, — чтоб вас от ворот не прогнали».

Старик, окончив речи, на Хартмута напал,
Но этой грозной встречи норманн не избегал.
Враги сражались смело и честь свою хранили,
И солнце потускнело от облака поднятой пыли.

Шел слух, что редкой силой был Вате наделен,
Как двадцать шесть героев, воитель был силен.
Что проку! Юный Хартмут остался необорен,
И каждый выпад Вате им был отражен и повторен.

Князь Хартмут был отважен и бился как герой.
Кругом белели трупы, лежавшие горой,
И было просто чудом, что князь не принял смерти
От доблестного Вате: тот был беспощаден, поверьте.

Пронзительно кричала супруга короля,
Отмстить за гибель мужа дружинников моля
И злато обещая тому, кто ей поможет,
Кто пленную Кудруну и свиту ее уничтожит.

Нашелся вероломный, польстившийся на плату,
Украдкою проник он к красавицам в палату,
Где все они сидели, и чуть не погубил их,
За золото убить он готовился девушек милых.

Увидела Кудруна блеск обнаженной стали.
Недаром ее сердце сжималось от печали,
Что так она далеко от близких очутилась.
И если бы не Хартмут, Кудруна бы жизни лишилась.

Ей гибель угрожала, и, ужаса полна,
Забыв приличья, громко заплакала она,
И громко зарыдали тогда ее подруги,
Красавицы стенали и руки ломали в испуге.

Сын Людвига Кудруну по голосу узнал.
«Что с нею?» — думал рыцарь, пока не увидал,
Что, деве угрожай, наглец заносит меч.
Князь за нее вступился, повел с неотесанным речь.

«Злодей и трус презренный, скажите, как вас звать?
Что за нужда подвигла вас пленниц убивать?
Вы за одну Кудруну уже достойны смерти,
И родственники ваши повешены будут, поверьте».

Из страха перед князем наемник убежал.
Но тут и Хартмут жизни едва не потерял,
Он верностью доставил несчастной утешенье,
Но, пленницу спасая, сам рыцарь нуждался в спасенье.

С известием, что помощь защитнику нужна,
Пришла, ломая руки, норманнская княжна,
Упала на колени Ортруна перед пленной,
О Людвиге рыдала и так умоляла смиренно:

«О, дочь и внука знатных и славных королей,
Моих убитых близких сегодня пожалей,
Припомни, что за мука тебе на сердце пала,
Когда отец твой умер: я тоже отца потеряла.

Пойми же, королевна, мою беду и боль,
Родня моя погибла и мой отец-король,
И Хартмуту-герою грозит расправой Вате,
Я горькой сиротою останусь, утративши брата.

Во имя нашей дружбы мне, дева, помоги,
Ведь в замке окружают тебя одни враги,
Лишь я тебя жалела, и все твои невзгоды,
Что ты в плену терпела, я буду оплакивать годы».

«Ты плакала немало, — сказала Хильды дочь, —
Однако я не знаю, чем Хартмуту помочь,
Была бы я героем, так меч бы я носила
И битве беспощадной тогда бы конец положила».

Но юная Ортруна молила все сильней,
Покамест королевна не сжалилась над ней,
Махнув в окно рукою, она мужей спросила,
Уж нет ли между ними сынов ее родины милой.

Отважный рыцарь Хервиг ей вымолвил в ответ:
«Сударыня, уверьтесь, здесь хегелингов нет,
Со мной одни зеландцы, но мы мечей не сложим,
Скажите только, кто вы, и чем пособить мы вам можем».

Сказала королевна: «Одно прошу сердечно
И буду за услугу обязана вам вечно:
Довольно битве длиться, предел войне поставьте
И Хартмута-норманна от натиска Вате избавьте».

Тогда герой учтиво решился ей сказать:
«Прекрасная девица, скажите, как вас звать?»
«Зовут меня Кудруна, я Хагенова внука,
А здесь, хоть и знатна я, мне выпала горькая мука».

«О если вы — Кудруна, любимая моя,
То вам, — промолвил рыцарь, — служить обязан я.
Я — Хервиг. Вас избрал я себе на утешенье
И вскоре вас избавлю от всяких невзгод и мученья».

«Коль, сударь, вам приятно услугу оказать,
Прошу вас не превратно слова мои понять.
Передо мной хлопочет красавица за брата,
Его избавить молит от ярости старого Вате».

Сказал Кудруне Хервиг: «Владычица моя,
Все с радостью исполню». Он рек бойцам: «Друзья,
К неистовому Вате несите наше знамя» —
И выступил поспешно вперед со своими бойцами.

Служенья даме ради он подвиг совершил,
Завидев близко Вате, герой проговорил:
«Любезный друг, скорее кончайте эту битву,
Прекраснейшие дамы возносят о мире молитву».

Ответил Вате гневно: «Идите, сударь, вон!
Кто слушается женщин, тот разума лишен.
Ведь сам себя сгублю я, дав недругу поблажку.
Нет, за свое злодейство пусть Хартмут поплатится тяжко».

Тогда во имя девы, которую он чтил,
К сражавшимся героям зеландец подскочил,
Чтоб их разнять. Далеко разнесся звон булата.
За кровную обиду счел это разгневанный Вате.

Так Хервига ударил неистовый старик,
Что рухнул миротворец. Друзья героя вмиг
Пришли к нему на помощь и вынесли из боя.
А Хартмут был захвачен, увел его Вате с собою.

XIX авентюра.

Как Хартмут был взят в плен

Взбешен был старый Вате. Он двинулся вперед
К высокому чертогу у запертых ворот.
Повсюду плач и стоны сливались с лязгом стали,
Захвачен в плен был Хартмут, в беду его люди попали.

Их восемьдесят только в неволю взяты были,
Всех прочих хегелинги без жалости убили.
И был посажен Хартмут на их корабль в оковах.
Но много еще ждало датчан испытаний суровых.

Напрасно их от замка старались отогнать —
В жестокой битве Вате сумел твердыню взять.
И вырублены были из стен ее засовы.
Слезами обливались в то время норманнские вдовы.

Пронес датчанин Хорант прекрасной Хильды стяг,
За ним пошла дружина. Все устремили шаг
От рыцарского зала к вершине башни главной, —
Как можно было видеть, ей в крепости не было равной.

Был замок завоеван, как я уже сказал,
И всех объяло горе, кто в замке обитал.
Бросались на поживу бойцы, тесня друг друга.
«Куда, — промолвил Вате, — девалась с мешками прислуга?»

Все переворотили их люди кверху дном,
И в княжеских покоях стоял и стук, и гром,
Терзая слух. И было, гостям не до приличий —
Кто множил вражьи раны, кто руку тянул за добычей.

И столько в этом замке богатства отнял Вате,
Шелков и самоцветов, и серебра, и злата,
Что если б их по морю дружина увозила,
То для такого груза и двух бы судов не хватило.

В отчаянье все впали и был напуган всяк,
И всей стране норманнской грозил расправой враг.
Пришельцы убивали и женщин, и мужей,
Младенцы погибали в тот день в колыбели своей.

Могучий Ирольт с Вате повздорили тогда.
«Вам дети, — молвил Ирольт, — не сделали вреда,
И в смерти наших близких ведь не повинны дети,
Так вы сирот несчастных во имя Творца пожалейте».

«Ты сам ребячлив духом, — ответил Вате так, —
Младенцы плачут в люльке — вот Ирольт и размяк:
Пускай де подрастают, порадуются солнцу.
А вырастут норманны, — им верить, что злому саксонцу!»

Из разоренных горниц бежала кровь ручьем,
Норманны сокрушались о жребии своем.
Пришла княжна Ортруна к Кудруне в сильном горе,
Ей сердце предвещало, что будет и худшее вскоре.

стала королевне Ортруна бить челом:
«Сударыня Кудруна, молю лишь об одном:
Спаси меня от смерти, проникнись нашей мукой,
Пускай мне в этом будет твоя добродетель порукой».

«Я c радостью готова, княжна, тебя спасти,
Чтоб зажила ты снова в богатстве и чести,
Покоем наслаждаясь. Будь под моей защитой
И стань ко мне поближе со всей своей девичьей свитой».

«Все сделаю, что скажешь», — ответила княжна.
(Так смерти избежала впоследствии она
И тридцать три служанки, и слуги с ними вместе,
Не то бы хегелинги их всех зарубили из мести.)

Но вот и старый Вате пожаловал сюда,
Широкая в две пяди свисала борода;
Старик скрипел зубами, глаза его сверкали
И ужас наводили на всех, кто стоял в этом зале.

Одежда Вате кровью забрызгана была.
Хоть он служил Кудруне, она бы предпочла,
Чтобы в этом исступленья к ней Вате не являлся.
Он встречен был молчаньем, здесь каждый его опасался.

И лишь одна Кудруна к герою подошла.
«Привет тебе! — в тревоге она произнесла, —
Как я была бы рада увидеться с тобой,
Когда бы, верный Вате, другим не грозил бы ты бедой».

«Ужели, вы — Кудруна? Привет вам, госпожа!
А кто все эти дамы, что тут стоят дрожа?»
«Со мной княжна Ортруна, — дочь Хильды отвечала, —
Будь ласков с нею, Вате, она мне всегда сострадала.

А этих несчастливиц из их родной земли
Жестокие норманны за море увезли.
Но вы покрыты кровью, не приближайтесь, Вате,
За службу мы с любовью отплатим вам всем, чем богаты».

Правитель марки Штурмен, послушавшись, ушел,
Он Хервига-зеландца и Ортвина нашел,
И Ирольта лихого, и Морунга, и Фруте.
Все, отдыха не зная, сражались с норманнами люто.

А скоро и Хергарда за помощью пришла,
Что знатной герцогиней в Нормандии была:
«Сударыня Кудруна, ты сжалься надо мною,
Осталась я, как прежде, твоею покорной слугою».

Разгневалась Кудруна: «Не смейте подходить!
Все то, что нам, несчастным, пришлось переносить,
Нисколько не мешало вам петь и веселиться, —
Так мне и нужды мало, коль с вами беда приключится».

Тут и Герлинда злая пришла искать приют:
«Спаси нас, королевна, не то меня убьют,
Укрой меня от Вате», — она рекла, стеная,
И пала на колени, как будто ее крепостная.

Дочь Хильды отвечала: «Так вы пришли просить
О жалости? Но как же вас можно защитить?
К моим мольбам и пеням безжалостны вы были,
И этим гнев и злобу вы в сердце моем поселили.

Однако же укройтесь среди моих девиц».
Искал Герлинду Вате в кругу враждебных лиц,
В то время как чертовка, чтобы не быть убитой,
У госпожи Кудруны скрывалась со всей своей свитой.

Но скоро старый Вате явился снова в зал.
«Сударыня Кудруна, — он в ярости сказал, —
Отдайте мне Герлинду, что стиркой вас томила,
Со всей ее роднёю, что наших бойцов истребила».

Красавица сказала: «Здесь никого их нет».
Но Вате только пуще разгневался в ответ;
«Скорей мне укажите Герлинду без обмана,
Не то костьми полягут и наши бойцы и норманны».

Все сразу увидали, в какой пришел он гнев,
И тут ему моргнула одна из пленных дев:
«Вон, вон, она!» И Вате промолвил злой гордячке:
«Вам, госпожа Герлинда, нужны еще знатные прачки?»

И, за руки схвативши, повел Герлинду прочь.
От горя злой чертовке дышать стало невмочь,
А Вате, разъярившись, ей молвил: «Королева,
Белье стирать не будет вам больше прекрасная дева».

Лишь только королеву он выдворил за дверь,
Все замерли: что станет с ней делать он теперь?
Взял за волосы Вате Герлинду в сильном гневе
И голову седую мечом отрубил королеве.

Все дамы закричали, их ужас охватил.
А старый воин в залу вернулся и спросил:
«Где родичи Герлинды? Им нечего гордиться,
Я силою заставлю их головы долу склониться».

Дочь Хильды со слезами так стала говорить:
«Ты тех, по крайней мере, обязан пощадить,
Кто с трепетом явился, ища во мне защиты.
Не тронь княжны Ортруны, не тронь ее девичьей свиты».

Всем названным велели в сторонку отойти,
И Вате молвил грозно: «Где мне теперь найти
Красавицу Хергарду, младую герцогиню,
Что с королевским кравчим любви предавалась доныне?»

Все в ужасе молчали, и тут промолвил он:
«Хергарда, если б даже воссели вы на трон,
То спесь и алчность ваша стыдом бы вас покрыли.
Вы госпоже Кудруне в Нормандии плохо служили».

Все разом закричали: «Даруйте жизнь ей, Вате!»
А он, сказав: «Пощады не будет виноватой,
Я стольник и красавиц учить уму сумею», —
Перерубил ударом ее белоснежную шею.

Все девы разбежались. Бой в замке угасал.
Король зеландский Хервиг пришел в парадный зал
С своими храбрецами — в густой крови кольчуга, —
И госпожа Кудруна приветливо встретила друга.

Не мешкая нимало, воитель сиял свой меч.
На светлый щит кольчугу стряхнул с могучих плеч.
Весь ржавчиной окрашен, — рыжели лоб и брови.
Он бился, дик и страшен, во имя высокой любови.

Король нормандский Ортвин явился вслед за ним,
Приспели Морунг, Ирольт. Так жарко было им
В чешуйчатых доспехах, что рыцари их сняли
И, радуясь победе, пред очи красавиц предстали.

бойцы устали, каждый был этой битвой сыт,
И тут же поспешили сложить свой меч и щит,
И шлемы отвязали, идя к прекрасным женам.
Там встретила Кудруна их самым сердечным поклоном.

Почтительно склонились датчане перед ней.
Дочь Хильды не скрывала от преданных друзей,
Как рада она видеть своих вассалов знатных,
Как любо ей услышать о славных их подвигах ратных.

И Зигфрид мавританский с почетом принят был,
Как это добрый рыцарь делами заслужил,
Его благодарили все дамы до единой
За то, что он расстался для них со своей Карадиной.

Как только Кассиана была покорена,
На милость хегелингам сдалась и вся страна.
Держать совет собрались воители. Тогда-то
Спалить дворец и замки друзьям посоветовал Вате.

«Разрушить Кассиану? Нет, этому не быть!
Здесь наша королевна со свитой будет жить.
Пусть вынесут убитых, — сказал датчанин Фруте, —
Спалить твердыню, — значит, лишить наше войско приюта.

Высок и крепок замок, надежей его кров,
Велите, чтобы смыли со стен густую кровь,
Чтоб этих красных пятен не видеть женским взорам.
А всю страну нам нужно объехать военным дозором».

Все вняли слову Фруте, — датчанин был умен, —
Собрали в замке трупы и вынесли их вон,
(Тела героев раны сплошные покрывали),
И бросили в пучину, кого у ворот подобрали.

Там сорок сотен трупов качалось на волнах.
Их зрелище вселяло уныние и страх.
Еще не все свершилось, что смелым предстояло,
Меж тем княжна Ортруна со свитой в плену пребывала.

Ее прислужниц тридцать и шесть десятков слуг
Кудруна охраняла, как самый верный друг:
«Я им свой мир дарую, они не виноваты,
А с пленными своими что хочет пусть делает Вате».

Был Хоранту поручен над пленными надзор,
И под его опекой был королевны двор —
Ей Хорант приходился ближайшею роднёю.
Заботиться о деве тем больше пристало герою.

Отныне находились под властью храбреца
Все шестьдесят чертогов и три больших дворца,
И сорок башен. Хорант там полновластно правил.
В его владеньях Вате Кудруну со свитой оставил.

На все суда герои поставили охрану,
А Хартмут был отправлен обратно в Кассиану,
Где родичи норманна делили его долю,
И знатные девицы, попавшие тоже в неволю.

И чтоб из заточенья никто не мог бежать,
Их доблестным датчанам велели охранять,
И десять сот героев для этого остались.
А Вате вместе с Фруте еще воевать собирались.

За ними тридцать тысяч сподвижников пошли.
Что на пути встречалось, все хегелинги жгли,
Угодья побежденных огнем заполыхали,
А Хартмут благородный впервые предался печали.

Герои марки Штурмен и Дании, они
От замков оставляли развалины одни,
Прекраснейшую в мире добычу захватили
И множество красавиц в невольниц своих обратили.

И долго слуги Хильды свою творили месть,
Пока не сокрушили всех замков двадцать шесть.
Горды своим походом, душой возликовали,
И много сотен пленных к своей королеве пригнали.

И вдоль дорог норманнской униженной земли
Герои знамя Хильды победно пронесли,
Туда, где ожидали Кудруна и девицы,
Воители желали в отчизну теперь возвратиться.

А те, кто в Кассиане остались ожидать,
Тут вышли за ворота торжественно встречать
Бойцов отважных Фруте и Вате с их уловом.
Датчане вопрошали: «Ну. рыцари, как повезло вам?»

«Нам счастье привалило, — ответил Ортвин им, —
За мужество спасибо сподвижникам моим,
Все, что враги забрали у матушки с сестрицей,
Мы с нашими бойцами уже возместили сторицей».

А старый мудрый Вате повел такую речь:
«Кого нам здесь оставить Нормандию стеречь?
Пусть к нам сойдет Кудруна, нам надо торопиться,
Со всем, что мы добыли, к своей королеве явиться».

«Датчанин Хорант! Морунг! — вскричали стар и млад, —
Они пусть остаются и землю сторожат,
Мы тысячное войско дадим им на подмогу».
А пленных хегелинги забрать собирались в дорогу.

Они домой спешили: пора, давно пора!
Уже пестрела пристань от всякого добра,
Что им принадлежало и то, что с бою взято.
Да, было чем похвастать дружинникам Фруте и Вате!

Велели, чтобы вышел князь Хартмут из ворот
С норманнскими бойцами, — а и было их пятьсот,
Захваченные в поле, все пленниками стали,
В безрадостной неволе их долгие дни ожидали.

Прекрасную Ортруну на берег привели,
Ее с девичьей свитой на горе обрекли,
Они людей любимых и родину теряли,
Что выпало Кудруне, то нынче они испытали.

Всех, пленных хегелинги в страну свою везли,
А замки побежденных в их руки перешли;
Датчанин Хорант, Морунг тут правили отныне,
И с тысячью отважных остались они на чужбине.

«Хочу просить сердечно, — гостям князь Хартмут рек, —
Я жизнь свою, и землю готов отдать в залог,
Чтоб мне остаться дома и не терять свободы».
«В плену, — ответил Вате, — вы будете долгие годы.

Не знаю, в чем причина, что хочет родич мой
Такого супостата везти к себе домой.
Дай Ортвин мне согласье, уж я бы постарался,
Чтоб этот знатный рыцарь в оковах уже не нуждался».

«Что проку, если даже, — тут Ортвин возразил, —
Всех, кто теперь под стражей, я злобно бы убил?
Пусть князь с его дружиной останется в надежде,
Что пользоваться будет таким же почетом, как прежде».

Своих коней герои свели на корабли,
Сокровища и платья туда перенесли.
О чем они мечтали, сбылось на самом деле,
И те, кто раньше плакал, от радости громко запели.

XXX авентюра.

Как они отправили к Хильде послов

Ликуя, хегелинги взошли на корабли,
А раненых и мертвых, что в битве полегли,
Три тысячи пришлось им оставить в Нормандине.
Помянут и оплакан был каждый, кто пал на чужбине.

Попутный ветер резво гнал их по гребням волн,
И радостью высокой был каждый рыцарь полн,
Они гонцов послали с известьем горделивым,
Обрадовать всех близких своим возвращеньем счастливым.

На двор к прекрасной Хильде посланцы торопились,
Не знаю лишь, как скоро они туда явились.
И не было для Хильды милей и лучше вести,
Чем та, что старый Людвиг зарублен Зеландцем на месте.

Спросила королева: «Как дочь моя живет?»
«Свою невесту Хервиг к вам по морю везет.
Сопутствовало счастье зеландскому герою:
Им в плен захвачен Хартмут с Ортруной,пригожей сестрою».

«Вот радостные вести! — воскликнула она, —
По их вине я горем была удручена,
Как пленников увижу, я им воздам исправно
За все, что я терпела, скрывая от близких и явно.

А вас осыплю златом за то, что эта весть
Такое утешение сумела мне принесть.
И радоваться будем удаче обоюдно».
Гонцы сказали: «Это, владычица, сделать не трудно.

Зане мы столько злата от недругов везем,
Что, не из небреженья, другого не возьмем,
Все барки наши полны казною золотою,
А должность казначея досталась лихому герою».

Услышав это, Хильда готовить приказала
Для пышной встречи близких, которых ожидала,
На славу угощенье — и кушанья, и вина,
И каждому сиденье, как следует это по чину.

Прислуга в Мателане, не покладая рук,
Трудилась на поляне, у замка и вокруг,
А плотники усердно устраивали место,
Где с почестью большою воссядут жених и невеста.

Не знаю, много ль в море им выпало тревог,
Но только юный Ортвин с воителями мог
Доплыть до Мателаны за шесть недель, не ране.
И много знатных пленниц они привезли к Мателане.

Герои возвратились. Я слышал, будто год
Продлился их победный в Нормандию поход.
То было время мая, бойцы, ликуя, плыли,
Хотя своих мучений и тяжких трудов не забыли.

Когда из Мателаны узрели паруса,
То трубы загремели, раздались голоса
Рогов и флейт, и громко ударили литавры.
Входил в их гавань Вате, причалили к берегу мавры.

И Ортвин не замедлил с дружиною пристать.
Тут выехала к морю со свитой его мать,
Покинув стены замка, — она гостей встречала;
А дочь ёе Кудруна с подругами шла от причала.

Хозяйка с ее свитой сошли уже с коней,
Отважный рыцарь Ирольт подвел Кудруну к ней.
Как ни прекрасно Хильда дитя родное знала,
Она ни королевны, ни дев остальных не узнала.

Сто девушек прекрасных перед собой узрев,
Владычица сказала: «Кому из милых дев
Открыть свои объятья как дочери, не знаю,
Но все вы здесь желанны, я в сердце вас всех обнимаю».

«Вот эта ваша дочерь!» — так Ирольт ей ответил.
Объятья, поцелуи... Как этот миг был светел!
Он был для них дороже, чем все земное злато,
Их горести былые исчезли теперь без возврата.

Тепло был принят Ирольт владычицей своей,
А после старый Вате склонился перед ней.
«Привет тебе сердечный, мой несравненный воин,
Ты за свое служенье земли и короны достоин».

И Вате ей ответил: «Покуда буду жить,
Всем, чем я только в силах, готов тебе служить».
Тогда поцеловала она его и сына.
А вскоре прибыл Хервиг и с ним боевая дружина.

Вел за руку Ортруну отважный Хервиг-князь.
Просить у королевы Кудруна принялась:
«Даруйте знатной деве, сударыня, лобзанье,
Меня бедняжка чтила, служила мне в тяжком изгнанье».

«Того, кого не знаю, не стану я лобзать,
Кто родственники девы? Как эту деву звать,
Для коей поцелуя вы просите душевно?»
Ответ гласил: «Ортруна; она, как и я, королевна».

«Так вот о чем ты просишь! Нет, этому не быть!
Для нас куда пристойней велеть ее убить.
Родня Ортруны много нам горя причинила,
И все, о чем я плачу, лишь души врагов веселило».

«Ортруна неповинна, — Кудруна ей в ответ, —
Совсем не в ней причина всех наших горьких бед,
Суди сама, была ли б я в чем-то виновата,
Когда бы убивали противников Фруте и Вате?»

И слушать не хотела Кудруну ее мать,
Но дева продолжала, рыдая, умолять.
И тут сказала Хильда: «Не надо плакать боле,
Даруем мир Ортруне, тебе угождавшей в неволе».

Так Хильда свою злобу сумела превозмочь
И Людвига-норманна поцеловала дочь,
Приветив прочих пленниц. В ту светлую минуту,
Явилась Хильдебурга к ним об руку с доблестным Фруте.

Сказала королевна: «Возлюбленная мать,
Прошу вас Хильдебургу радушно обласкать.
Что может быть достойней, чем преданная дружба?
Пусть золото и жемчуг дадут Хильдебурге за службу».

И Хильда отвечала: «Мне ведомо уже,
Как верно Хильдебурга служила госпоже,
До той поры венца я с отрадой не надену,
Пока не заплачу ей за все справедливую цену».

Она поцеловала подругу прежних лет,
Потом сказала Фруте: «Позора в этом нет,
Что я пошла навстречу тебе и всей дружине.
С прибытием, герои! Вас ждут в нашей древней твердыне».

Все Хильде поклонились учтиво.В этот миг
Правитель мавританский их гавани достиг,
Его бойцы на берег сошли толпою тесной,
И воздух огласился приятной арабскою песней.

Владетельного гостя хозяйка дождалась,
С большою честью принят был мавританский князь.
«Привет вам, сударь Зигфрид, я век у вас в долгу
За то, что помогли вы отмстить мое горе врагу».

«Сударыня, охотно за вас я постою.
Когда ж вернусь обратно я в вотчину свою,
(Чтоб с Хервигом расчесться уехал я оттуда),
То с доблестным Зеландцем вовеки сражаться не буду».

Герои разгрузили немедля корабли,
Богатую добычу на берег отнесли
……………………………………………
…………………….за Хервигом все поспешили.

Хозяйка поскала с гостями в чистый дол,
Для каждого у замка стоял шатер и стол,
Листвой зеленой были украшены сиденья,
А слуги так служили, что просто одно загляденье.

Выплачивала Хильда долги за бедняка,
И дивно не скудела дающая рука.
У ней казны с лихвою для добрых дел хватило,
Хоть всех людей задаром кормила она и поила.

Пять суток отдыхали усталые бойцы,
Ни в чем нужды и горя не знали храбрецы,
И только рыцарь Хартмут сидел в оковах сиро.
Пришли к хозяйке девы просить для воителя мира.

Явилась к ней Кудруна с Ортруною вдвоем.
«Никто за зло не должен платить другому злом —
То правило благое, вы, матушка, почтите
И с вашей добротою норманнского князя простите».

«Дитя, — сказала Хильда, — об этом не проси ты,
Из-за него мой Хетель и рыцари убиты,
Пускай теперь в темнице искупит преступленье».
Все знатные девицы упали тогда на колени.

Тут молвила Ортруна: «Даруйте жизнь герою,
Он честно вам послужит, ручаюсь головою.
Молю, над братом сжальтесь, не будет вам урону,
А будет только к чести вернуть ему власть и корону».

А все другие девы заплакали навзрыд,
Что он закован в цепи, в узилище сидит,
Король норманнов Хартмут, и песни его спеты.
Тяжелые оковы на всех его близких надеты.

Сказала королева: «Обрадую сестру.
Пусть пленники свободно приходят ко двору,
С них цепи снять, но прежде пускай дадут присягу,
Без нашего согласия отсюда не сделать ни шагу».

С высокородных пленных оковы сняли прочь,
Их выкупать велела прекрасной Хильды дочь,
Надеть пышней наряды и в горницы позвать их,
Таким бойцам пристало ходить в подобающих платьях.

Когда явился Хартмут меж рыцарей других,
Он был намного краше героев остальных,
Терзаемый заботой, хотя и был раскован,
Казалось, был он кистью на белой стене нарисован.

Он вызвал состраданье у женщин, оттого
Все дамы благосклонно смотрели на него,
Их ненависть и злоба сочувствием сменялись,
Забыли, как жестоко два стана недавно сражались!

А Хервиг благородный надумал той порой
Из края хегелингов отправиться домой,
Коней седлать велел он и вьюки приторочить.
Узнала это Хильда, отъезд попросила отсрочить.

«Прошу Вас, сударь Хервиг, подольше погостить,
Услуг бесценных ваших мне век не позабыть.
Прошу повремените, — она рекла герою, —
Покамест торжества я для верных друзей не устрою».

Он молвил: «Королева, скажу вам не тая,
Что если кто уехал в далекие края,
Ею увидеть жаждут семья и домочадцы,
И нашего приезда родные не могут дождаться».

«Как счастлива я буду, — она рекла опять, —
Коль вы мне честь большую решите оказать.
А мне, вдове несчастной, нужна всего лишь малость,
Чтоб дочь моя короной в родной Мателане венчалась».

Герой не соглашался, она просила вновь,
В слова свои вложила всю к дочери любовь.
К ее отраде Хервиг ей не перечил боле, —
Как это облегчило всем пленникам тяжкую долю!

Велела Хильда ставить сиденья для гостей,
Тьма рыцарей на праздник пожаловали к ней.
Для каждого героя тут были честь и место.
Гремела весть, что Хервиг короной венчает невесту.

Из подданных, что Хервиг сюда с собой привел,
Никто из Мателаны до срока не ушел.
А Хильда в шелк и бархат всех девушек одела,
О доброй своей славе всегда королева радела.

Она дала одежду и целой сотне дам.
Никто из бедных пленниц обижен не был там,
Их тоже нарядили богато и красиво,
Прекрасная хозяйка здесь всех одарила на диво.

На пире нужен стольник. Кто им обязан стать?
За Ирольтом хозяйка изволила послать,
Дворецким же назначен был Вате, старый воин.
Отправились за Фруте, был чести и он удостоен.

Хотела королева, чтоб чашником он стал.
«Сударыня, охотно, — ей Фруте отвечал, —
Но мне по чину землю должны вы предоставить,
Вручив двенадцать стягов, чтоб Данией начал я править».

Хозяйка рассмеялась: «Нельзя того никак,
Ведь датским королевством владеет твой свояк,
Отважный рыцарь Хорант, его как чашник ныне
Ты дружески заменишь, коль скоро он сам в Нормандине».

Обязанности слугам строжайше разъяснили,
Узорный шелк и бархат, — их много лет хранили, —
Раздать велела Хильда гостям своим желанным,
И слуги разносили их званным на пир и незванным.

Давали без изъятья всем, кто бы ни просил,
И праздничные платья здесь каждый получил.
Не знаю, как хозяйка столь щедро всех дарила,
Здесь ровно тридцать тысяч одних только пленников было.

Всех так одеть богато ну кто бы это мог,
Хотя бы весь арабский служил ему восток?
Нет, не нашли бы лучших одежд и левантинцы
Чем те, что дочка Хильды гостям припасла на гостинцы.

Красавица сидела среди своих гостей.
И Ортвина велела позвать скорее к ней.
Благой совет герою хотелось дать Кудруне,
Чтоб брат ее женился на пленнице знатной Ортруне.

В покои королевны отправился герой
И ласково был принят красавицей сестрой.
Кудруна встала с кресел, пошла к нему навстречу
И отведя в сторонку, с такой обратилась речью:

«Любимый брат, послушай мой искренний совет,
Коль счастьем наслаждаться ты хочешь много лет,
Так нет вернее средства, чем я тебе открою,
Ты браком сочетайся с норманнского князя сестрою».

«Добро ли мне жениться на пленнице моей?
Я Хартмута не числю среди своих друзей,
Мы Людвига убили. Боюсь, что дева тоже
Не раз об этом вспомнит, вздыхая на свадебном ложе».

«Брат, благосклонность девы ты должен заслужить.
И, взяв Ортруну в жены, счастливо будешь жить.
Прошу тебя об этом, желаючи добра,
Прислушайся к советам», — ему отвечала сестра.

Сказал отважный рыцарь: «Достойна ли она,
Чтоб ей покорны были вассалы и страна?
Коль это так, жениться на деве я согласен».
Кудруна отвечала: «И будет удел ваш прекрасен».

Он все поведал близким. Сказала Хильда: «Нет»,
Тогда как смелый Хервиг жениться дал совет.
Открылся Ортвин Фруте, и тот сказал: «Женитесь,
Ведь с лучшими бойцами Нормандии вы породнитесь.

Пора уже оставить нам ненависть былую,
А как нам это сделать, я просто растолкую:
На пленнице Ортруне вы женитесь, а там уж
Мы деву Хильдебургу за, Хартмута выдадим замуж».

Отважный Хервиг друга охотно поддержал:
«И я бы Хильдебурге совет подобный дал.
Подвластны сотни замков норманнскому герою,
С ним будет и богатой, и знатной она госпожою».

Стремясь устроить счастье любимицы своей,
Кудруна потихоньку заговорила с ней:
«За преданную службу воздам тебе я ныне,
Короной королевской украсишься ты в Нормандине».

Сказала Хильдебурга: «Постылая судьба
К тому идти в супруги, кому я не люба,
И если жить нам вместе и стариться придется,
То часто друг на друга и гневаться нам доведется».

«А ты, — рекла Кудруна, — не доводи до ссор.
Я с Хартмутом предвижу нелегкий разговор,
Спрошу его, придется ль воителю по нраву,
Коль мы его с дружиной отпустим в родную державу.

Князь Хартмут благодарность мне выразит в ответ,
Так пусть он мне послужит, я дам ему совет,
Не прочь ли он жениться, спрошу я, на особе,
Чтоб с нами подружиться, конец положить всякой злобе».

И Хартмута позвали. С ним вместе Фруте шел,
В покои королевны он пленника привел.
Две знатные подруги с Кудруной пребывали,
Ее советы вскоре избавили их от печали.

Сын Людвига достойно прошел сквозь весь покой,
Ему навстречу встали все девы до одной
С узорчатых сидений. Порыв их был понятен, —
Князь Хартмут был отважен и был благороден и знатен.

Вошедшему норманну внимание и честь
Кудруна оказала и пригласила сесть.
«Сядь возле Хильдебурги, — дочь Хетеля сказала, —
Она со мной одежду тебе и всей свите стирала».

«Мне ваш укор понятен, — ответил ей король, —
Но знайте, ваши муки мне причиняли боль.
Мать все от нас скрывала. О том, как вы страдали,
Ни я, ни мой родитель, ни наши герои не знали».

Кудруна отвечала: «Нет, это не в укор,
Есть у меня к вам тайный, особый разговор».
«Правдивы ль эти речи? — подумал рыцарь смелый, —
Для моего спасенья такими их, господи, сделай».

Один лишь верный Фруте допущен третьим был,
Когда с прекрасной девой воитель говорил.
Она сказала: «Хартмут, вы мой совет примите,
И много тяжких бедствий уже навсегда избежите».

«Я знаю вашу душу, — промолвил князь в ответ, —
Благим и справедливым он будет, ваш совет.
И я ему доверюсь открыто и душевно,
И выполню охотно, что мне повелит королевна».

«Чтоб жизнь тебе оставить, простить твою вину,
Я и мои родные дадим тебе жену.
Спасешь ты честь и землю. На этом будем квиты,
И будут наши распри тогда навсегда позабыты».

Он молвил: «Но кого же вы прочите мне в жены?
Одно я вам отвечу, и это непреклонно,
Что я скорей погибну, чем слово дам жениться
На той, которой дома мне после пришлось бы стыдиться».

Кудруна отвечала: «Суди об этом сам.
Твою сестру я замуж за Ортвина отдам,
А деву Хильдебургу ты должен взять в супруги.
Поверь, что ты не сыщешь милей и достойней подруги».

«Ну если в самом деле все обернется так,
И с Ортвином Ортруна в законный вступит брак,
Я деву Хильдебургу в супруги взять согласен,
Мы распри позабудем и будет союз наш прекрасен».

Она сказала: «Клятву жениться дал мой брат.
И ты получишь земли наследные назад,
Вернешь свое богатство и замки в Нормандине.
Так пусть и Хильдебурга там властвовать будет отныне».

«Я это обещаю и руку в том даю.
Пусть Ортвин сдержит клятву, я — выполню свою.
Чтить будут Хильдебургу, ее приказам внемля.
Дарить мы станем вместе и в лен отдавать наши земли».

И молвила Кудруна, когда он дал обет:
«Я мир хочу упрочить на много, много лет.
За мавра выдам замуж я Хервига сестрицу,
И дружба между нами тогда навсегда воцарится».

Прочней и лучше мира еще не видел свет,
Чем дева утвердила. Ей Фруте дал совет
Двух рыцарей отважных позвать в ее палаты,
Властительного мавра и Ортвина, милого брата.

По зову девы оба явились ко двору
В таких нарядных платьях, что слов не подберу.
Потом гонцов за Вате, за Ирольтом послали.
Друзья, уединившись, совет с королевной держали.

И молвил старый Вате: «Но как мириться нам,
Пока Ортруна с братом не бросятся к ногам
Так много претерпевшей хозяйки Мателаны?
Простит их королева, так с нами поладят норманны».

Тут молвила Кудруна: «Хочу вам рассказать я,
К ним Хильда не враждебна. Взгляните хоть на платья,
Что дочь Герлинды носит, — их мать моя дала нам.
Я все берусь устроить, чтоб мы помирились с Норманном».

И встала тесным кругом толпа друзей, подруг.
Ортруне с Хильдебургой идти велели в круг.
Князь Хартмут, юный Ортвин красавиц в жены взяли.
Им Хильда пожелала не знать ни вражды, ни печали.

К себе отважный Ортвин любимую привлек
И ей надел на палец червонный перстенек,
И дева позабыла былую боль и муку,
Когда украсил перстень ее белоснежную руку.

И Хартмут Хильдебургу в объятья заключил.
Он перстень обручальный от девы получил,
И ей надел на палец свое кольцо. Поверьте,
Что с девой беспорочной он был неразлучен до смерти.

Сказала дочка Хильды: «Любимый Хервиг мой,
Возможно ль за твоею отправиться сестрой,
Чтоб здесь у хегелингов устроить ей смотрины
И дать ее в супруги потом королю Карадины?»

Ответил деве Хервиг: «Отправившись за ней,
Вернутся ваши сваты через двенадцать дней,
Но трудно им придется. Прекрасная девица
Без наших провожатых покинуть страну не решится».

«Так вы бойцов пошлите за девушкой, прошу я,
И тем себе же радость доставите большую.
Им Хильда приготовит еду, питье и платье,
А вас за вашу службу смогу похвалить и обнять я».

«Но где ей взять наряды? — князь Хервиг вопросил, —
Когда владыка мавров наш край опустошил.
Сгорело все...» Тут Зигфрид заверил их душевно,
Что и в одной рубашке возьмет за себя королевну.

И Хервиг за сестрою сто воинов послал.
Скорее возвращаться он людям наказал,
Отправил с ними Фруте и доблестного Вате.
Хоть им и трудно было, но долг они помнили свято.

Посланцы днем и ночью спешили как могли,
Зеландии достигли, красавицу нашли,
С трудом внушили Вате, чтоб он не начал боя,
И мирно королевну и дев ее взяли с собою.

От замка и до моря их Вате провожал.
У берега он вскоре галеры увидал,
В одну из них и девы, и все герои сели.
До замка королевы проплыли они две недели.

А в замке Мателана вся рыцарская знать
Решала, как почетней красавицу встречать.
Вот подняли знамена, поехали навстречу,
А после обратились к невесте с приветственной речью.

Ну мог ли быть где-либо радушнее прием?
Встречали гостью Хильда с Кудруною вдвоем
И много знатных женщин, И тоже не без свиты
Была сестра Зеландца, хоть замки их были разбиты.

С ней ехали три сотни вассалов и друзей.
Когда же смелый Хервиг стал приближаться к ней,
То рыцарской потехой почтил сестру брат милый.
Доспехи зазвенели, клинки ударяли в них с силой.

Когда четыре князя к их гостье подскакали,
Герои-хегелииги негромко спорить стали,
Кто из красавиц краше, и порешили скоро.
Что все собой пленяют. На этом их кончились споры.

Тут госпожа Кудруна, а после дамы все
Расцеловались с гостьей, дивясь ее красе.
Ввели в шатер шелковый невдалеке от моря.
Как дева удивилась, услышав, что ждет ее вскоре!

К ней Зигфрида позвали и стали вопрошать:
«Согласны ли в супруги вы князя мавров взять?
Служить вам будут девять земель, ему покорных».
А князь стоял со свитой из доблестных рыцарей черных.

Отец его был черен, а мать была светла,
По-христиански белым и сына родила.
Блестели его кудри, как пряжа золотая.
Была бы неразумной невеста, его отвергая.

Но медлила с ответом красавица, стыдясь,
Почтен ее обетом был мавританский князь,
И молвил славный рыцарь: «Она мила мне тоже,
Я ей служить отважусь и в ратных трудах, и на ложе».

И тут они в любови друг другу поклялись.
Все пары брачной ночи насилу дождались;
Блаженством сокровенным печали их кончались.
Четыре королевны коронами вскоре венчались.

XXXI авентюра.

Как в стране у Хильды четыре короля праздновали коронацию

В тот день короновались с почетом короли,
В сан рыцарский пять сотен героев возвели.
Шел праздник небывалый у замка на просторе.
То было в Мателане, у берега синего моря.

Дала одежду Хильда гостям и всей родне.
Ах, как хорош был Вате на скачущем коне!
Как бились Ирольт, Фруте, отважные герои,
Как, копья наклоняя, в куски их ломали все трое!

Не веял ветер в поле, но пыль застлала свет,
Как будто мглой ночною. А смелым дела нет,
Что платья дам прекрасных от пыли станут черны,
Они без передышки на бугурте бились упорно.

Мужи не захотели здесь женщин оставлять.
Всех четырех избранниц и королеву мать
К окошкам усадили дивиться на сраженье.
Сто девушек прекрасных составили их окруженье.

Певцы и скоморохи — бродячий пестрый люд —
Гостям свое искусство показывали тут.
А на другое утро в собор пошли всем миром,
Обедню отстояли и вновь развлекались турниром.

Веселый шум и песни от полноты сердец
Немолчно наполняли чертог я весь дворец.
Все это продолжалось три долгих дня подряд,
А слуги хлопотали и ждали богатых наград.

Певцы и все, кто были в их странствующем братстве,
Мечтали о внезапно полученном богатстве.
Один воитель знатный услышал их желанье
И милостью своею поддерживал их упованья.

То был король зеландский. Он щедрою рукой
Им жаловал подарка с готовностью такой,
Что все благодарили его с восторгом истым.
Певцов и скоморохов осыпал он золотом чистым.

Его родня и слуги от щедрости своей
Певцам дарили платья, оседланных коней.
Когда же юный Ортвин увидел их даянья,
Он с доблестным зеландцем немедля вступил в состязанье.

Богатые одежды стал Ортван раздавать.
Носил ли кто дороже, не смею утверждать.
Король с его дружиной, верша дела благие,
Свои наряды сняли, остались почти что нагие.

А сколько пышных платьев — их всех не сосчитать —
Певцам и скоморохам изволил Зигфрид дать,
Коней арабских резвых им мавры тоже дали,
Те, кто их получили, о лучших дарах не мечтали.

Все стали богачами в ту пору — стар и млад.
Почтить гостей дарами был Хартмут тоже рад,
Как будто его замки враги не разорили,
И все его подарки здесь самыми лучшими были.

Хоть пленниками звались он и его друзья,
Но щедрыми остались, как истые князья,
Все, что они имели, норманны не хранили,
А людям отдавали, когда их об этом просили.

Кудруна Хильдебургу, подругу юных дней,
Всегда дарила ласкай и милостью своей,
И Хартмуту старалась оказывать услуги,
Чтоб был он благосклонней к ее неразлучной подруге.

Норманну от Кудруны подарки приносили,
Чтоб люди, это зная, с почтеньем говорили:
«Кого хозяйка наша так жалует богато,
Тот сам, кому захочет, подарит одежду и злато».

Герои марки Штурмен на празднество пришли,
Одеты как вельможи иль даже короли,
И те, кто насладиться их щедростью желали,
Не долго подношений от доблестных рыцарей ждали.

Богаче той одежды, что Вате подарил,
Доселе ни единый властитель не носил,
Сияющая сетка одежду покрывала,
Каменьем драгоценным и золотом чистым сверкала,

Затем, что в каждой петле держался самоцвет,
Их чуждое названье само бросало свет
На то, что в Абалии гранили те каменья.
Подаркам щедрым Вате все отдали дань восхищенья.

Ведь все, кто их увидел, должны были признаться,
Что знатным государям за Вате не угнаться,
Что их дары померкли перед его дарами,
А те, кто получил их, считались потом богачами.

Большую щедрость Ирольт выказывать умел,
Он нажитых сокровищ нисколько не жалел.
Следил как стольник Фруте за всем порядком зорко,
А верность его Хильде и щедрость вошли в поговорку.

Пришла пора прощаться, окончился их пир.
Был с Хартмутом подписан теперь почетный мир
По манию Кудруны. И Хартмут с храбрецами
Потом домой вернулись, счастливей, чем чаяли сами.

На росстанях Кудруна и Хильда, ее мать,
Отправились из замка любезно провожать
В дорогу Хильдебургу и Хартмута со свитой.
Тут с ними распрощался их пленник и гость именитый.

Властительная Хильда назначила охрану
На суше и на море сопутствовать Норманну,
И десять сотен пленных прислали Ортвин с зятем
К услугам новобрачных, чтоб войско в Нормандию взять им.

И вот уже все дамы, целуясь, обнялись.
Из глаз красавиц слезы недаром полились:
Вновь свидеться отныне им судьбы не сулили.
Герои Ортвин, Хервиг чету на корабль проводили.

К норманнским землям Ирольт их провожатым был,
Король просил, чтоб Ирольт сам Хоранту открыл,
Как мирно хегелинги с норманнами простились.
(А скоро все датчане в отчизну свою возвратились.)

Не знаю, сколько плыли и поздно или рано
Норманнские герои достигли Кассианы.
И тут воспряли духом бойцы на корабле:
Их бог вернул из плена и вывел к родимой земле.

Когда могучий Хорант ту новость услыхал,
«Нам правильнее будет, — он Ирольту сказал, —
Из вотчины норманнской на родину убраться.
Хватило бы терпенья мне этого часа дождаться».

Лишь Хартмут прибыл, стали датчане уезжать,
А как он дальше правил, не знаю, что сказать.
Домой отважный Хорант так сильно торопился,
Что в малый срок с друзьями в отчизну свою воротился.

На этом их покинем. Останется сказать,
Что в жизни не случалось героям завершать
Большой придворный праздник пышней и веселее.
Там гордо красовались еще храбрецы Карадеи.

XII авентюра.

Как все остальные отправились домой

Но дальше жить у Хильды герои не могли,
И Хервига сестрицу, ликуя, повезли
К супругу в Альцабею. Друзья им вслед глядели.
В дорогу отправляясь, все гордые мавры запели.

С зеландцами любезно простилась госпожа.
Хоть те богаты были, у Хервига служа,
Но Хильда без подарков их в путь не отпустила,
И можно счесть за диво, как щедро гостей наградила.

Кудруна ей сказала: «Приободрись душой,
Оставь скорбеть о мертвых. Я и хозяин мой
Служить тебе готовы, чтоб ты забыла горе.
Как добр и кроток Хервиг, ты сможешь увериться вскоре».

Сказала королева: «Возлюбленная дочь,
Коль ты в моей печали желаешь мне помочь,
Пускай твои посланцы, врачуя сердца рану,
Три раза ежегодно приходят ко мне в Мателану».

Кудруна изъявила согласие, и вот,
Мешая смех и слезы, все вышли из ворот.
Она и ее девы вздыхали неустанно,
Оглядываясь часто на стены родной Мателаны.

Но беды их кончались чредой счастливых дней.
Уж подали всем дамам оседланных коней,
Чья сбруя верховая вся в золоте сверкала,
И с близкими прощанье затягивать Хильда не стала.

Подругам, не носившим повязки головной,
Взгрустнулось, что Ортруна, став Ортвина женой,
В Нормандию со свитой к супругу уезжала,
Кудруна же невестке лишь полного счастья желала.

А юная Ортруна, не сдерживая слез,
Сказала ей: «Кудруна, воздай тебе Христос
За то, что возвратила ты Хартмуту владенья.
От многих дум печальных ты мне принесла облегченье».

И мать Кудруны Хильду она благодарила
За счастье, что корону она теперь носила,
Что будет госпожою с державным мужем вместе,
И Хильда отвечала, что счастья желает невесте.

Герои Ортвин, Хервиг — младые короли —
Блюсти свой сан высокий обет произнесли,
Быть верными друг другу, вступаться брат за брата,
А если враг нагрянет, вдвоем победить супостата.

На этом кончается Кудруна.

Средневековая литература

XXII авентюра. Как Хильда отправила войско за дочерью

XXIII авентюра. Как они пришли на стоянку и отправились в Нормандию

XXIV авентюра. Как Кудруна получила весть об их прибытии

XXV авентюра. Как Ортвин и Хервиг прибыли туда

XXVI авентюра. Как Хервиг и Ортвин вернулись к войску

XXVII авентюра. Как Хартмут называл Людвигу княжеские стяги

XXVIII авентюра. Как Хервиг убил Людвига

XXIX авентюра. Как Хартмут был взят в плен

XXX авентюра. Как они отправили к Хильде послов

XXXI авентюра. Как в стране у Хильды четыре короля праздновали коронацию

XXXII авентюра. Как все остальные отправились домой